Дочь палача и ведьмак

Куизль опустился на колени, сложил руки и зашевелил губами, точно бормотал молитву, но сам уже усиленно соображал. Он с трудом пытался собрать воедино все сведения, полученные за последние пятнадцать минут. Они, словно обрывки книги, вихрились у него в голове и распадались всякий раз, когда палач, казалось, находил две подходящих части.

Куизль сосредоточенно кусал губы, скрипел зубами, точно большими жерновами, и впервые искренне жалел, что монахам нельзя курить во время службы.

— Она закрыта на три запора! — взволнованно рассказывал Симон, пока готовил в дальней части зловонного лазарета отвар из ивовой коры. — Три запора, открыть которые можно только тремя разными ключами, а те хранятся у трех разных людей. В этой хронике из библиотеки все подробно расписано. Святая обитель, вероятно, самая надежная сокровищница во всей Баварии.

Погруженный в раздумья, лекарь помешивал кипящий, бурого цвета отвар. Магдалена тем временем обмазывала тряпки пахучей мазью, чтобы затем наложить их на грудь пациентов. Супруги уже целый час возились с больными паломниками, которым числа не было. В бывшей конюшне уже не осталось ни одной свободной койки, а пациенты все прибывали.

Магдалена со вздохом убрала непослушную прядь со лба и размяла затекшую спину. Безмолвный подмастерье Маттиас оказался столь любезен, что согласился присмотреть немного за детьми. Он жестами объяснил, что пойдет с малышами собирать мед на монастырскую пасеку. Магдалена надеялась, что на этот раз он проявит больше ответственности, нежели прошлой ночью. Сорванцы, наверное, уже с головы до ног перемазались медом.

— Теперь в часовне хранится, наверное, несколько сотен реликвий, — восторженно продолжал Симон, разливая отвар через сито.

Лекарь до поздней ночи изучал Андексскую хронику. Лицо у него стало бледным, под глазами темнели круги, но, как это часто бывало, чтение старинных книг привело его в состояние крайнего возбуждения.

— Среди прочих святынь там есть крест Карла Великого и подвенечное платье святой Елизаветы, — рассказывал он с воодушевлением. — Но наибольшую ценность представляют, конечно, три святые облатки! Они хранились здесь еще во времена, когда здесь стояла крепость, а с тех пор прошла не одна сотня лет. Когда крепость разграбили, облатки вместе с остальными реликвиями спрятали, и только потом, гораздо позднее, их чудом разыскали вновь. С тех пор их держат в той часовне под хорошей защитой в серебряной дароносице весом в восемнадцать футов. Она одна только стоит, наверное, как бо́льшая часть этого монастыря.

— И что придает этим облаткам такую ценность? — спросила Магдалена, по-прежнему обмазывая тряпки клейкой мазью.

Симон наморщил лоб и попытался припомнить.

— Ну, две из них восходят предположительно еще к папе Григорию, который якобы обнаружил на них знак Божий. Позднее папа Лев добавил к ним еще одну — на ней проявилась, как утверждают, кровавая монограмма Иисуса Христа. Поэтому со дня основания монастыря сюда каждый год приходят тысячи паломников, чтобы посмотреть на святыню в Праздник причастия. Говорят, Господь услышит тебя лишь в том случае, если молиться перед ними достаточно долго.

— Тебя послушать, так не очень-то ты и веришь во все это, — ответила насмешливо Магдалена. — Мы сами не для того разве пришли в Андекс, чтобы помолиться перед облатками?

— Признаться честно, я прельстился возможностью провести целую неделю с тобой, без малышей. Как раньше… — Лекарь вздохнул. — А в итоге не только детей получил, но и ворчливого тестя в придачу.

— До сих пор мой отец всегда что-нибудь придумывал, — возразила Магдалена с улыбкой. — Радуйся, что он пришел.

— Может, ты и права… — Симон вдруг просиял. — Теперь я, по крайней мере, знаю кое-что об этой болезни. Сегодня утром я снова заходил в аптеку, взять кое-каких трав. Приор и его люди действительно все там вверх дном перевернули, чтобы найти какие-нибудь колдовские растения. Остальное они, слава богу, не тронули. — Он ухмыльнулся. — В шкафу у Непомука я нашел, помимо всего прочего, иезуитов порошок. Поистине лучшее лекарство против лихорадки! Правда, хватит там только на одну порцию… А среди его книг я отыскал вот это.

Лекарь достал толстый, переплетенный в кожу фолиант.

— Это книга некоего Джироламо Фракасторо, и в ней описаны те самые симптомы, которые мы теперь наблюдаем. Усталость, головная боль, лихорадка, а также красные точки на груди и обложенный желтым язык.

— А твой синьор Фракасторо не пишет, как эту болезнь можно вылечить?

— Э… так далеко наука, к сожалению, еще не зашла, но…

— Боюсь, придется твоим объяснениям немного подождать, — перебила его Магдалена. — Судя по тому, как заглядывает к нам отец, он пришел явно не затем, чтобы беседовать с нами о лекарствах.

Она кивнула на дверь: палач как раз переступил порог и, точно громадный корабль, двинулся, пригнувшись, в их сторону. Вид у него был крайне угрюмый.

— Нам надо поговорить, — проворчал Куизль. — Случилось нечто непредвиденное. И уверен, это связано с нашими убийствами.