Дочь палача и ведьмак

— Прикуси свой дерзкий язык, Земер! — прошипела Магдалена и сверкнула глазами на юношу. — Что ты знаешь такого о покаянии, ну? Лучше штанишки выжми, пока другие не заметили, что ты обмочился от страха.

Себастьян стыдливо уставился на темное пятно, растекшееся по широким ярко-красным ренгравам, затем молча отвернулся, при этом злобно покосившись на Магдалену.

— Не слушайте его. Мелкий пройдоха, всего лишь избалованный воспитанник своего отца.

Из темноты леса выступил Якоб Шреефогль. Патриций был одет в приталенный камзол и высокие кожаные сапоги, белый кружевной воротник обрамлял привлекательное лицо с бородкой и крючковатым носом. Дождь тонкой струйкой стекал с острия его парадной шпаги.

— А вообще вы правы, Фронвизер. — Шреефогль повернулся к Симону и указал на небо. — В июне подобные ненастья явление вполне обычное. Но если молнии бьют в непосредственной близости от тебя, поневоле чувствуешь на себе гнев Господа.

— Или гнев ближнего своего, — мрачно добавил Симон.

Уже четыре года минуло с тех пор, как они с Магдаленой поженились. И все это время многие горожане ясно давали понять Симону, как они относились к этому браку. Будучи дочерью палача Якоба Куизля, Магдалена считалась неприкасаемой, и ее по возможности обходили стороной.

Лекарь пошарил возле пояса и проверил, там ли еще висит мешок с целебными травами и медицинскими инструментами. Не исключено, что немного лекарства понадобится ему и во время этого паломничества. В последнее время горожане все чаще обращались за помощью к Симону. И хотя о Большой войне теперь помнили лишь старики, чума и другие эпидемии в последнее время одна за другой проносились над Шонгау. В прошлую зиму заболели и оба сына Симона и Магдалены. Но Господь смилостивился, и малыши выздоровели. После этого Магдалена молилась несколько дней и в конце концов уговорила Симона отправиться с ней после Троицы в паломничество к Святой горе вместе с другими двадцатью жителями Шонгау и Альтенштадта, которые хотели вознести благодарственную молитву Господу в знаменитый Праздник трех причастий. Детей Фронвизеры оставили на попечение бабушки и дедушки — и после событий, пережитых ими за этот час, Симон нисколько не пожалел о таком решении.

— Судя по всему, дождь все-таки затушил пожар. — Шреефогль указал на развороченный бук, на котором еще плясали несколько язычков пламени. — До Андекса, должно быть, уже недалеко. Мили две-три, не больше, как думаете?

Лекарь пожал плечами и огляделся. И остальные деревья теперь лишь слабо дымились, зато дождь полил такой, что в вечерних сумерках даже вытянутую перед собой ладонь едва можно было разглядеть. Паломники попрятались под растущими неподалеку елками, чтобы переждать ливень. Один только Карл Земер все разыскивал свою лошадь и с громкими криками бродил где-то по лесу. Капризный сын его между тем предпочел усесться на поваленный ствол дерева и теперь отогревался с помощью припасенной фляжки с настойкой. Его преподобие Конрад Вебер смотрел на юного упрямца и хмурился, но вмешиваться не собирался. Священника Шонгау вовсе не прельщало связываться с отпрыском первого бургомистра.

Однако не успели паломники хоть немного успокоиться, как где-то поблизости громыхнула очередная молния. Шонгауцы снова бросились врассыпную, точно напуганные куры, и устремились по грязным откосам дальше в долину. Деревянный крест священника, расколотый и заляпанный грязью, остался лежать где-то среди булыжников.

— Да не разбегайтесь вы! — перекричал Симон дождь и грозу. — Ложитесь наземь! На земле безопасно!

— Забудь. — Магдалена покачала головой и зашагала в ту же сторону. — Они не слышат тебя. А если бы и услышали, то вряд ли стали бы прислушиваться к советам какого-то цирюльника.

Симон вздохнул и вместе с Магдаленой поспешил вслед за остальными. Рядом с ними вышагивал плотник Бальтазар Гемерле; он все не расставался с тяжелой тридцатифунтовой паломнической свечой. Пламя ее уже погасло, но сильный, шести футов ростом богатырь держал ее, точно знамя в строю. Симон, и без того низкий, рядом с ним казался самому себе еще меньше и тоньше.

— Холопьё безмозглое! — проворчал Гемерле и широким шагом обошел грязную лужу. — Это же ливень, и ничего больше! Нужно побыстрее выбираться из этого леса, будь он неладен. А если эти трусишки и дальше будут убегать, мы еще и заблудимся вконец!

Симон молча кивнул и прибавил шагу. Под раскидистыми кронами между тем сгустилась непроглядная тьма. Большинство спутников теперь виделись лекарю лишь разрозненными силуэтами, издалека доносились испуганные крики, кто-то громко молился четырнадцати святым чудотворцам.

Кроме того, где-то вдали начали завывать волки.

Симон вздрогнул. За годы после Большой войны эти звери сильно расплодились и стали, как кабаны, настоящим бедствием для селян. Отряду из двадцати смелых мужчин голодные твари сделать ничего не смогли бы, но для паломников, поодиночке блуждавших по лесу, представляли серьезную угрозу.