Дочь палача и ведьмак

— Пресвятая Дева! — воскликнул он с удивлением. — Один из паломников, что заблудились прошлой ночью, так ведь? Послушайте, если вы пришли поблагодарить меня, то сейчас не лучшее время. Я бы предложил вам прийти…

— У меня жена заболела, и мне срочно нужны анис и лапчатка, — тихим голосом перебил его Симон. — И еще кое-какие травы. Вы мне поможете?

Поначалу монах, казалось, хотел отправить незваного гостя куда подальше, но потом, видимо, передумал.

— Ладно уж, — проворчал он. — Так и так придется сейчас же настоятелю сообщить. Да и слухи, наверное, уже поползли.

— Какие слухи? — поинтересовался Симон. — Это как-то связано с тем спором, что вы вели до этого с собратом? Не то чтобы я услышал что-нибудь, просто…

Но брат Йоханнес уже скрылся в доме. Симон пожал плечами и вошел вслед за ним в низкую комнату, освещенную полудюжиной сальных свечей. Узкая полоса света пробивалась сквозь ставни и падала на громадный шкаф у противоположной стены. Каждый из его бесчисленных выдвижных ящиков был снабжен рукописной табличкой из пергамента. Со стороны шкафа веяло чарующим ароматом трав — Симон уловил запахи шалфея, розмарина, календулы и ромашки. Но, как ему показалось, к ним примешивался сладковатый душок, от которого лекаря затошнило. Пахло не иначе как…

— Что, говорите вы, нужно вам для жены? — спросил неожиданно брат Йоханнес. — Лапчатка?

— Да, и анис. — Лекарь снова повернулся к безобразному монаху. — У нее колики в животе и тошнит немного. Надеюсь, ничего серьезного.

— Да поможет ей Бог. Ладно, посмотрим…

Брат Йоханнес втиснул окуляр в правый глаз, отчего лицо монаха, и без того ужасное, стало еще непригляднее. Затем он прошелся задумчиво вдоль шкафа и выдвинул наконец один из ящиков на уровне лица. Спор с маленьким монахом аптекарь, по всей вероятности, уже забыл.

— Лапчатка и в самом деле чудное средство от колик, — пробормотал он, вынимая связку трав. — Хотя я бы скорее наложил компресс на печень и взял смесь горечавки, золототысячника и полыни. Вы знаете, в каких пропорциях следует давать травы? Не забывайте: Dosis facit…

— Venenum. Лишь доза делает яд незаметным. Я в курсе. — Симон кивнул и протянул монаху руку. — Простите, если я еще не представился. Меня зовут Симон Фронвизер. Я цирюльник из маленького Шонгау, по ту сторону Хоэнпайсенберга. Изречение Парацельса о верных дозах я едва ли не каждый день внушаю моим пациентам.

— Цирюльник, и говорит на латыни?

Брат Йоханнес улыбнулся и пожал руку собеседника. Хватка у него была такая, словно монах всю жизнь провел возле наковальни. С окуляром на глазу он походил на бесформенного циклопа.

— Нечасто такое встретишь. Тогда вам наверняка известен и «Macer floridus»^[4] с описанием восьмидесяти пяти важнейших лечебных трав?

— Разумеется.

Симон кивнул и сложил высушенные травы в кожаный мешок.

— Я обучался медицине в Ингольштадте. К сожалению, мне не удалось получить место лекаря. Так уж… сложились обстоятельства.

Он замялся. Монаху незачем было знать, что деньги, выделенные на учебу, Симон истратил на карточные долги и дорогую одежду.

Лекарь не без одобрения огляделся в затемненной комнате. Обставлена она была в точности как он представлял себе собственный свой кабинет. Большой аптечный шкаф, возле него кафедра для записей, и по стенам — крепкие дубовые полки с горшками и настоями. Низкий проход вел в соседнюю комнату, служившую, видимо, лабораторией. Симон разглядел в полумраке камин, в котором тлели несколько поленьев, на подоконнике стояли несколько закоптелых колб. Перед окном стоял громадный мраморный стол, и на нем лежало нечто длинное и бесформенное, лишь наскоро прикрытое полотном.

Из-под покрывала торчала чья-то бледная нога.

— Господи! — прошептал Симон. — Это же…

— Мой подручный Келестин, — вздохнул монах и вытер пот со лба. — Крестьяне принесли мне его перед восходом. Несчастный должен был прошлым вечером выловить мне карпа из пруда возле леса. И что делает этот болван? Падает с мостика и тонет, как котенок. А потом еще приходит шарлатан Виргилиус и предлагает…

Он замолчал на полуслове и помотал головой, словно желая разогнать дурные мысли.

Симон осторожно шагнул к лаборатории и принюхался. Теперь он понял, что за сладковатый запах учуял до этого.

Так начинает разлагаться труп.

— Можно? — неуверенно спросил молодой Фронвизер и показал на тело под покрывалом.

Покойники всегда странным образом привлекали внимание лекаря. Безжизненные и отекшие, они были словно анатомические манекены, дарованные миру Господом, чтобы продемонстрировать на них чудеса человеческого тела.

— Конечно-конечно, — ответил брат Йоханнес, снял окуляр и спрятал его за пазухой. — Раз уж мы с вами в некотором роде коллеги, то взгляд со стороны ни в коем случае не будет лишним. Но там действительно нет ничего необычного. Уж и не знаю, сколько утопленников я в своей жизни повидал…

Он вздохнул и перекрестился.

— Человек все-таки не рыба. Иначе Господь снабдил бы его для дыхания жабрами и плавниками, чтобы не тонуть.