Дочь палача и Совет двенадцати

– Нам сказали, что здесь проживает городской лекарь, – с серьезным выражением произнес старший из мужчин. Он говорил с каким-то странным акцентом. Фронвизер решил, что они родом из южных городов по ту сторону Альп. Старик заглянул в коридор, словно надеялся еще кого-то увидеть.

– Хм, это я и есть, – ответил Симон. – Что я могу сделать для вас?

Незнакомец нахмурился и оглядел лекаря – он был почти на голову выше. Симон с детства терпел насмешки из-за своего незначительного роста. Чтобы хоть как-то компенсировать этот изъян, он носил сапоги на высоких каблуках и причудливые шляпы.

– Уж больно вы молоды для доктора… – начал старик.

– Моей жене срочно нужна ваша помощь, – перебил его молодой; он также говорил с южным акцентом. – Несколько дней назад она родила здорового мальчика, – он показал в сторону кареты. – Сейчас о нем заботится нянька. Мы были по делам в Мюнхене и, в общем-то, думали, что вернемся в Верону до родов… – Он вздохнул и покачал головой. – Но ребенок родился еще в Ландсберге, намного раньше срока.

– Почему же вы не остались в Ландсберге? – поинтересовался Симон.

– Мы и так потеряли много времени, – проворчал старик. – В Вероне нас ожидает куча дел. Я говорил, что ей не следует ехать с нами. Но она, как обычно, не пожелала слушать, ей непременно хотелось попасть к мюнхенскому двору… И вот что из этого вышло! – Он ткнул Симона в тощую грудь. – Вы можете нам помочь? Да или нет? У нее, видимо, лихорадка. Дайте нам какое-нибудь средство, чтобы можно было как можно скорее убраться из этих неприглядных мест.

«Если это то, о чем я думаю, тут не поможет никакое жаропонижающее», – мрачно подумал Симон, глядя на женщину в полуобморочном состоянии. Однако он промолчал. Непохоже, чтобы старик был расположен к долгим дискуссиям с провинциальным лекарем. Симон решил, что отец с сыном были богатыми чужеземными купцами, возможно даже, из низшего дворянства. Единственное, чего он сможет здесь добиться, это разочарование – а то и вовсе судебный процесс, если женщина умрет под его надзором. Но с другой стороны, ему было бесконечно жаль ее. Он представил на месте женщины Магдалену. Или Барбару. В общем-то, такое могло случиться с каждой женщиной.

Во всяком случае, с каждой, которой доводилось рожать.

– Внесите ее в дом, – сказал наконец Симон. – Посмотрю, что тут можно сделать.

Мужчины внесли женщину в процедурную. Там в углу стояла узкая жесткая кушетка. Старик пренебрежительно оглядел покосившиеся полки с инструментами, потертыми склянками и древними банками для лекарств, которые достались Симону еще от отца.

– Может, нам все-таки стоило доехать до Фюссена, – проворчал он.

Симон хотел было нагрубить в ответ, но вовремя одумался. Вместо этого он склонился над женщиной, пощупал пульс и проверил рефлексы.

– Кто принимал роды? – спросил лекарь и осторожно расстегнул плащ молодой матери.

– Зна… знахарка в Ландсберге, – неуверенно ответил ее супруг, наблюдая за действиями Симона.

– Maledetto![1] Что вы себе позволяете! – возмутился его отец, когда Симон приподнял женщине юбку. – Лекарь вы или какой-то похабник?

– Мне нужно осмотреть ее, чтобы получить хоть какое-то представление о случившемся, – пояснил Симон.

Мужчина чуть поколебался и в конце концов нехотя кивнул.

– Только не вздумайте копаться там своими ножами, – проворчал он.

Фронвизер задернул тонкую дырявую занавеску, отгородившись от мужчин, и приступил к осмотру пациентки. У врачей существовали строгие различия между учеными лекарями и обученными хирургами. Лишь последним разрешалось прибегать к хирургическому вмешательству, в то время как ученые лекари, к которым относился и Симон, зачастую ограничивались лишь внешним осмотром. Но, освободив промежность от окровавленных тряпок, он понял, что хирургическое вмешательство тут не поможет. Комната наполнилась скверным гнилостным запахом. Симон услышал, как старик за занавеской брезгливо выдохнул.

Симон вытер руки и вышел к мужчинам.

– Как долго она отдыхала после родов? – спросил он, поджав губы.

Молодой муж пожал плечами. Фронвизер видел, что его мучает совесть. Тревога и беспокойство прочертили на юном лице глубокие морщины.

– Примерно неделю, – ответил он тихо. – Отец счел необходимым…

– У нас в Вероне хорошие врачи, – прервал его старик. – Или мне следовало оставить ее у старой карги, в этой вонючей дыре? Все равно мы не можем позволить себе такую долгую отлучку. Мой сын нужен мне в конторе.

– Ей следовало лежать по меньшей мере три недели, – возразил Симон. – У нее воспалилось лоно после родов.

– Так дайте нам что-нибудь! – вскинулся на него старик. – Врач вы или жалкий шарлатан?