Дочь палача и король нищих

Симону вдруг вспомнилось, почему они, собственно, не ложились этой ночью.

– Надо уходить как можно скорее, – прошептал он. – И желательно сейчас же. Предлагаю спрятаться где-нибудь в развалинах на западе города. А потом, когда все немного успокоится, попытаемся бежать.

– Стражники нам вряд ли на прощание помашут, – равнодушно заметил Куизль. Он по-прежнему был бледен и мыслями находился, похоже, совсем в другом месте.

Симон ухмыльнулся.

– У меня для вас исключительно приятная новость. Вчера мы с Магдаленой осмотрелись тут немного в поисках какой-нибудь лазейки. И нашли вон там замурованную дверь, оставшуюся, наверное, еще со времен римлян. – Он показал куда-то в глубь здания, где до самого потолка высились сложенные бочки. – Дверь выходит прямо на широкую улицу к северу от двора. Мы уже вынули несколько камней, и оттуда потянуло сквозняком. Проход и вправду должен вести на свободу.

– Показывайте, – проворчал палач.

Симон с Магдаленой провели его к нише за пирамидой из бочек: там на штукатурке выделялись очертания тесного прохода. Несколько камней были уже выломаны, и из темного пролома веяло запахом мочи и фекалий. До сих пор Симон ни за что не поверил бы, что когда-нибудь эта вонь покажется ему приятной.

Это был запах города.

– Поищите припасов каких-нибудь, – сказал Куизль. – А я пока остальные камни выломаю. Потихоньку, чтоб не услышал никто.

– А это не слишком ли для тебя, отец? – спросила с сочувствием Магдалена. – Симон сказал, что тебе нужно поберечься, и…

– Если мне понадобится нянечка, я дам тебе знать, – проворчал палач. – А уж пока я кости крошить могу, то и стеночку это продавить сумею.

Магдалена усмехнулась – отец явно пошел на поправку.

– Я же только спросила, – ответила она. – Мы быстро. Полегче там с камнями, ладно?

Она поспешила вслед за Симоном, юркнула в тесный проход и оказалась наконец на кухне пивовара. На улице стояла лунная ночь. В небольшое окошко Магдалена увидела стражника, устало опиравшегося на пику. Но тот стоял слишком далеко, чтобы заметить людей на кухне. С потолка свисали копченые колбасы и ароматные окорока, на подоконнике стояли корзины с фруктами и свежим хлебом. Рядом лежали рукописные поваренные книги и старый, зачитанный травник.

– Этот толстяк и вправду знал толк в еде. – Магдалена одобрительно покивала и сняла с крюка несколько колбас. – Мне действительно жаль его, он был славный малый.

Симон вздохнул.

– Был, да. Меня совесть замучает, ведь это я во все его втянул. Я бы ни за что…

– С совестью разбираться у нас пока нет времени, – шепотом перебила его Магдалена. – Лучше побереги молитвы для нашей базилики в Альтенштадте. Или пожертвуй икону от моего имени в церковь Шонгау. Сейчас надо свою шкуру спасать, она мне как-то ближе.

– Ты права, – Симон принялся наполнять бурдюк мальвазией из бочонка, стоявшего у печки. – Больше всего меня сейчас твой отец беспокоит. Что, интересно, было написано на той бумажке? Он как прочел ее, сразу бледным стал, как покойник.

– Кто знает, что у отца в голове творится, – тихо ответила Магдалена. – Мне иногда кажется, что даже мама не все его тайны знает. Он никогда не заговаривал о тех временах, когда был солдатом. Притом что познакомились они на войне.

– Так твоя мама выросла не в Шонгау? – изумленно спросил Симон.

Магдалена покачала головой.

– Она родом откуда-то из этих краев. Но каждый раз, когда я спрашивала об этом, или про бабушку, или о тех временах, когда меня еще не было на свете, она только отмалчивалась.

– Думаешь, этот проклятый Вайденфельд дотянулся до них из прошлого?

– Вполне возможно, но это только предчувствие. – Магдалена закинула на плечо свой сверток. – Не исключено, что мы этого и не узнаем. Ты прав. Нам надо как можно скорее покинуть этот город. Мама тоже говорила, что Регенсбург проклят. Плевать мне на все эти тайны, лучше вернемся обратно в Шонгау.

Не проронив больше ни слова, она направилась обратно в пивоварню. Симон положил в мешок еще пару головок сыра и последовал за ней. По пути он мельком взглянул на котел, но отец Губерт больше не всплывал. Труп его покоился где-то под толщей густой закваски.

«Похоронен в сусле, – подумал Симон. – Могила, достойная пивовара».

Добравшись наконец до разобранной стены, лекарь резко остановился. Магдалена тоже словно оцепенела и беспомощно озиралась по сторонам.

Возле стены кучкой лежали выломанные камни. Старый проход был разобран наполовину, и на уровне бедер теперь зиял черный пролом, широкий ровно настолько, чтобы смог пролезть человек.

Но Куизля нигде не было видно.

Некоторое время оба не двигались с места. В конце концов Магдалена начала носиться среди бочек и шепотом звать отца. Но ей так никто и не ответил.

– Прекрати! – прошипел Симон. – Он убежал. Как будто сама не видишь!

– Но куда? – в отчаянии спросила девушка. – Почему он оставил нас в беде?

Лекарь нахмурился.

– Это как-то с той запиской связано. Он когда ее прочитал, как будто переменился.

– Да хоть бы и так, – пробормотала Магдалена. – Это еще не повод оставлять нас в беде… Что ж нам теперь делать?