Дочь палача

Хильда пришла к избушке слишком рано. Так удивительно было сознавать, что ее здесь никто не ждет. Ни корова, ни кот, ни куры. А отец лежит мертвый.

Скоро должен был придти церковный служка, но у нее было еще в запасе время.

В маленьком дворике было так тихо! «Как быстро пустеет место», — подумала она и, помедлив, вошла в дом.

В печи погас огонь. Все дорогие ей вещи были теперь в Элистранде. Осталась лишь кошачья миска. Но для кота можно было найти и что-то другое, ведь не будет же она идти за гробом с миской в руках! Она как-нибудь выберется сюда.

Мысль об этом была ей неприятна. Но ведь не будет же она все время жить у чужих, злоупотреблять их гостеприимством.

Поборов сомнения, она направилась к амбару. Приличия требовали отдать последнюю дань уважения отцу. Помолиться за него здесь, где он прожил всю свою жизнь.

В лесу, за домом, послышался треск и шорох. Хильда испуганно оглянулась, но ничего не увидела. Одиночество усиливает все звуки.

Тяжело, словно ноги ее были налиты свинцом, она шагнула на ступени амбара, настолько заросшие мхом и травой, что каменных плит почти не было видно. Как добры эти люди, одевшие его и положившие сюда! Андреас… Он участвовал во всем этом. Значит, он сочувствовал ей, значит, понимал сложность отношений между ней и отцом, которому она никак не могла угодить, сколько ни старалась.

Дверь амбара, старая и покосившаяся, заскрипела. Сколько она перетаскала на спине тяжестей — больше, чем иная лошадь!

Внутри было темно, поэтому она оставила дверь открытой.

Хорошо, что они прикрыли его покрывалом с постели! Она бы не осмелилась снова взглянуть на его лицо, искаженное страшной предсмертной гримасой.

Впрочем… он умер до этого, как утверждает господин Маттиас. Но это слабое утешение. Это тоже очень страшно. А вдруг там кто-то есть?

Опустившись на колени, Хильда принялась вполголоса молиться о том, чтобы Господь взял к себе Юля Ночного человека.

Дверь амбара захлопнулась от ветра, внутри воцарился полумрак.

И дай его душе успокоиться, чтобы она не появлялась больше в этой земной жизни…

В хлеву, что был под амбаром, что-то зашуршало. Она бросила взгляд на ступени, ведущие вниз. Дневной свет не проникал в тот угол, да и день был пасмурным, так что слабый свет едва просачивался в приоткрытую дверь.

Наверняка это были крысы, ведь хлев был теперь пустым. Она пыталась закончить прерванную молитву. Контуры отцовских ступней вырисовывались под покрывалом, прямо над ее головой.

Но, насколько она помнит, у них никогда не водилось крыс.

Она снова услышала шорохи. Чьи-то крадущиеся, осторожные шаги.

Господи, ты, видящий всех грешных, обрати свой взор к этому несчастному человеку…

Хильда замерла. Кто-то фыркал, сопел, громко дышал внизу, крался вдоль стены, ступал тяжелыми лапами…

Она забыла про молитву. Она долго стояла на коленях, окаменев, как в судороге, потом потихоньку поднялась. И тут она услышала другой звук: скрип повозки возле калитки.

Хильда выскочила из амбара и побежала вниз по ступеням, через двор, за калитку, не смея обернуться назад — ни за что в жизни она не оглянулась бы!

Приехал служка — худой, невзрачный, одетый в черное.

— Господи, что с вами, фрекен? — спросил он.

— Там кто-то есть, в хлеву, — прошептала она. — Какое-то большое животное!

Он ничего не ответил, только бросил скептический взгляд на амбар и в сторону леса. Хильда шла рядом, держась за край повозки.

— Где покойник? — спросил он, имея привычку с состраданием отзываться об умерших.

— Наверху, в амбаре.

Он спрыгнул с козел,

— Дверь хлева заперта, задвижки закрыты.

— Да.

— Как же зверь мог залезть туда? Может быть, сверху?

— Нет, дверь амбара тоже была заперта, когда я пришла.

— А чердак?

— Нет, он закрыт, туда не войдешь.

— Может быть, зверь оказался запертым?

— Возможно, — рассеянно произнесла она.

— А фрекен в самом деле слышала это?

— Совершенно отчетливо!

Он сердито произнес что-то, не глядя на нее, что-то по поводу того, что в глухих местах чуткое эхо.

Тем не менее, он взял с повозки, на которой стоял гроб, толстую палку.

— Надо посмотреть, что там. Может быть, фрекен возьмет вторую палку?

Она взяла.

Он держался от нее на расстоянии: как-никак она была дочерью палача. Но его прислали сюда по делу, так что ему приходилось терпеть ее присутствие.

— Снизу он не мог пройти, — проворчал он, — посмотрим, что там наверху.

Они подошли к ступеням, ведущим в амбар. Хильда дрожала, как осиновый лист.

— Где, по мнению фрекен, он может быть? Какие это были звуки?

— Это… было шуршанье, сопенье, чавканье, хрюканье.

— Может быть, это житель норы?

— Возможно, это барсук, но, судя по звукам, зверь был гораздо крупнее и намного тяжелее.

— Гм, — произнес он. — Медведи в нашем округе не водятся вот уже сто лет, так что это явно не бурый.

Она обратила внимание на то, что он употребляет по отношению к животным своеобразные слова вместо обычных названий — и это .весьма озадачило ее.

Она широко распахнула дверь амбара. Мертвец лежал на прежнем месте, закрытый покрывалом.

— Где это было?

— Там, возле лестницы, — указала она. — Мне показалось, что он хочет выбраться наверх.