У Даши невероятно мягкие губы. Нежные, с легким карамельным вкусом сиропа, которым она просила полить мороженое в двойном размере.
Я начинаю терять самого себя, когда она всхлипывает мне в рот, стоит скользнуть языком по ее нижней губе. Она замирает, положив перед этим одна ладонь мне на грудь.
Никак не может определиться, оттолкнуть или притянуть ближе.
Ее дрожь, когда я отрываюсь, чтобы провести костяшками по румяной щечке, простреливает в позвоночник.
— Тебе ведь нравится, правда, карамелька?
— Ты… Т-ты… Отодвинься от меня.
— Слишком много ошибок в слове «еще», Даш.
Все повторяется. На этот раз становится сложнее держать себя в руках, и я углубляю поцелуй. Нахожу рукой талию моей дрожащей стесняшки, обвиваю ее, притягивая Дашу ближе.
Опускаюсь поцелуями по линии челюсти к ее шее. Прикусываю слегка, вырывая из своей жены тихий писк.
Жаль, что людей вокруг слишком много. Иначе я бы обязательно сделал все, чтобы вытащить из ее груди привычные несдержанные стоны.
Их звук я тоже не забыл.
— Наелась? — дожидаюсь положительного кивка. — Тогда поехали домой, отпустим няню, чтобы ты сама могла уложить спать Есению.
Я позволяю Дашу поверить в это ложное чувство безопасности, делая вид, что отступил. Если бы только она могла залезть ко мне в голову…
Доезжаем мы на привычной скорости. Гнать я не спешу, чтобы не напугать одного маленького кролика, у которого стучат зубы на соседнем сиденье.
В дома Даша ожидаемо сбегает от меня в детскую, я же провожаю няню к такси и перекидываюсь парой слов с Камом. Паршивец опять дразнит меня обещанием начать подкатывать к моей жене.
— Если тебе дорога способность делать детей, советую затолкать свой язык поглубже…
— В кого? — он играет бровями.
— Выбрал бы ты себе цвет памятника, дружище. Так, на всякий случай.
Еще какое-то время я стою на пороге, чтобы остыть и не зажать Дашу с разбега в каком-нибудь темном углу, и только после обретения контроля над собой возвращаюсь в дом, где меня встречает тишина.
Неужели крольчонок все же спрятался?
Раз, два… В общем, пойду-ка я искать свою маленькую добычу, пока она не умудрилась уснуть до утра.
По пути заглядываю в детскую, минуты две стою над Есей, наблюдая, как она чмокает своими губами-бантиками во сне и забавно сжимает совсем крошечные кулачки. Так странно осознавать, что вот этот ворочающийся комок умиления — моя дочь, о которой совсем недавно я не знал.
Ладно, для рефлексии сейчас не совсем подходящее время.
Займусь этим как-нибудь на досуге, а пока я все ближе к Даше, которая почему-то решила, что убежать от меня в ее спальню — решение всех замерзших в воздухе проблем.
Я вижу приглушенный свет перед собой, бьющий из щелки между полом и дверью, и иду на него. Жму на ручку, вхожу в незапертую комнату и замираю как от удара в самое сердце.
Потому что Даша сейчас выглядит как чертово совершенство. Она полностью распустила и взъерошила волосы, успела расстегнуть платье и теперь придерживает его спереди ладонями. Свет обволакивает ее тело, создавая при этом эффект присутствия-отсутствия.
Как будто она здесь, но, стоит протянуть руку, все может исчезнуть.
Когда легкие начинает жечь, ловлю себя на мысли, что в какой-то момент я даже перестал дышать, наслаждаясь пока еще лишь взглядом ее изгибами.
— Антон!.. — она замечает меня в отражении. — Выйди! Я думала, что заперла дверь…
— Это не помогло бы. Даш, мы оба это знаем, — делаю вперед пару шагов, растягиваю момент, усмехаясь, когда моя жена спиной семенит подальше от меня.
— Ты не можешь так врываться ко мне, понятно?
— Понятно, — еще два шага. Я загоняю Дашу в угол, собой загораживая сразу все пути отступления. Еще не слишком близко, но вырваться она уже не сможет.
А если попробует, сразу окажется у меня в руках. Черт, хотел бы я, чтобы она попыталась это сделать. Приятно будет поймать мою бабочку и прижать ее тонкие крылышки, заставив снова распахнуть пухлые губки в немом возмущении.
— Я закричу, — Даша предпринимает еще одну попытку меня образумить, а ее платье тем временем съезжает все ниже.
— Хочешь разбудить дочь? — знаю, что это не слишком честный ход, но, по правде говоря, сейчас я готов играть грязно.
Очень грязно.
— Меня пугает все это, — возобновляет свой лепет, вспоминает о съехавшем платье и поправляет его, продолжив прикрываться руками от моего жадного взгляда.
— Тише, маленькая. Немного потрогаю и сделаю так, что ты перестанешь бояться.
Сделаю так, что она будет просить сама.
Глава 17
У нее коленки подкашиваются, когда я ближе прижимаюсь к ее телу и скольжу пальцами по ничем не прикрытым лопаткам и ниже.
Дашка ахает, губы вытягиваются в смешное «о-о-о», когда я жестче толкаю ее на себя. Одну руку оставляю на талии, чтобы она никуда не делась, а второй пытаюсь оторвать маленькие ладошки от ткани платья, чтобы оно наконец-то рухнуло к ее ногам.
Ее легкое сопротивление вкупе с покрасневшими щеками подстегивает лишь сильнее. Я хочу напасть на ее губы, по-взрослому толкнуть язык в ее влажный ротик, но для начала нам нужно сдвинуться с базы такого откровенного стеснения.