– И откроет вам настежь городские ворота? – перебил голландец. – Да если в городе и совсем нет солдат бурграфа, городской стражи достаточно, чтобы разбить нас. Вы знаете, как защищают мещане свои жилища и семейства, как же можно думать, что мы успеем овладеть Утрехтом, где уже вероятно, знают о поражении при Эмне и приняли свои меры? Я не узнаю вас, граф Шафлер. Вероятно, личная месть заставляет вас забывать, что вы жертвуете ей из прихоти жизнью тысячи людей.
Шафлер молча опустил голову. Он понимал всю справедливость слов губернатора и чувствовал, что любовь к Марии превозмогла в нем обязанности начальника. При одной мысли о том, что Перолио, может быть, в эту минуту приехал в Утрехт, сердце молодого человека обливалось кровью, и он не мог без ужаса вспомнить о бедном отце, который ждал с нетерпением решения совета. Но что было ему делать одному? Он мог только умереть за Марию, но и смерть его не принесла бы никому пользы. Стало быть, оставалось покориться судьбе и исполнить свой долг. Он скрыл свое волнение и страдание и, протянув руку губернатору, сказал с чувством:
– Благодарю, мессир, что вы меня образумили. Единственным моим желанием было поскорее окончить эту безбожную войну между соотечественниками, и я хотел или погибнуть, или окончательно победить бурграфа; но я не имею права жертвовать безумно жизнью воинов, и готов исполнить то, что вы прикажете.
– Мы не имеем никакого права вам приказывать, граф, мы можем только советовать, – проговорил губернатор смягченным тоном.
– Мне кажется, – сказал Салазар, – что если бы мы были в состоянии и согласились идти на Утрехт, то не должны бы на это решиться.
– Почему? – спросило несколько голосов.
– Разве вы не знаете монсиньора Давида? – продолжал гасконец. – Он предоставил графу ван Шафлеру свободу брать маленькие селения и деревни вокруг его лагеря, а напасть без его позволения на такой город, как Утрехт – значит рассердить прелата и, может быть, сделать большую неловкость. Вы знаете, что епископ ждет со дня на день прибытия императора Максимилиана и бережет города, которые достанутся ему и без сражения.
– Это правда, – отвечал губернатор. – Мы бы давно могли дать сражение, но он нас удерживает.
– Так решайте же, что нам делать? – сказал Шафлер, торопясь переговорить с Вальтером.
– Вот что я предлагаю, мой нетерпеливый герой, – начал голландец. – Утрехт мы оставим в покое и подождем, чтобы Перолио вышел из него с остатками своей шайки. Капитан Салазар, у которого много раненых, останется здесь, поправит укрепления и будет узнавать через шпионов, что делается в Утрехте и когда будет возможно дать новое сражение. Согласны вы на это, капитан?
– Согласен. Я укреплю Эмн и буду извещать обо всем.
– А я что должен делать? – спросил ван Шафлер.
– Вам, граф, я бы советовал воротиться в ваш лагерь и ждать новых приказаний епископа. Вы можете делать небольшие нападения на деревни, принадлежащие бурграфу Монфортскому, и если моя помощь будет вам нужна, я всегда к вашим услугам.
– Я еду через два часа, только соберу моих людей.
– Зачем же так торопиться? Нам никто не угрожает, а вашим солдатам надобно отдохнуть. Завтра утром мы отправимся вместе.
– А вы куда, мессир? – спросил Салазар.
– Я поеду в Дурстед, объявить епископу о нашей… то есть о победе графа Шафлера, и потом вернусь в свой лагерь. Скажите откровенно, господа, если в моем решении есть недостатки и подайте ваше мнение.
– Нет, это самое благоразумное решение, – решили присутствующие и начали расходиться.
Вальтеру стоило взглянуть на лицо своего будущего зятя, чтобы догадаться, что на него нечего надеяться для спасения дочери, и потому, подойдя к нему, он пожал ему руку, сказав:
– Прощайте, мессир Жан.
– Куда вы, Вальтер? – проговорил Шафлер машинально, как будто не знал, что бедному отцу нет другой дороги, кроме Утрехта.
– Неизвестность убивает меня! – вскричал оружейник с отчаянием. – Я хочу сам удостовериться в моем несчастье; и если моя дочь потеряна для меня навсегда, я не умру, не отомстив злодею.
– Успокойтесь, мой добрый Вальтер, и подумайте, что вы можете сделать один? Я обязан ехать обратно в мой лагерь и не могу дать вам даже отряда… но к чем и это послужит? Послушайте меня, друг мой. Вы видите, я сам немного успокоился, и это потому, что я надеюсь… Мария в безопасности.
– Разве это возможно? Вы сами слышали от Видаля, что Перолио должен быть сегодня в Утрехте.
– Знаю, но очень вероятно, что весть о нашей победе застанет его прежде, нежели он приедет туда, и тогда он, как воин, как любимец бурграфа, должен забыть все и собрать войско. Стало быть, ему будет некогда подумать о Марии.
– Полноте утешать меня, мессир, и отпустите скорее; каждая минута дорога.
– Но как вы попадете в город, особенно ночью, когда ворота заперты?
– У меня есть много знакомых в городской страже и меня пропустят; а там я отыщу дом Берлоти.
– Ступайте же с Богом, Вальтер. Только возьмите лошадь и денег.
– У меня есть деньги, а лошади не надо. Я плохой ездок и скорее дойду. Скажите мне только, не слыхали ли вы о Франке, где он?