Дочь фортуны

В конце ноября одолевавшее беспокойство стало столь невыносимым, что она, не говоря ни слова Тао Чьену, пошла в редакцию периодического издания, где думала поговорить со знаменитым Джекобом Фримонтом. Девушке пришлось пересечь помещение редакции, где за своими письменными столами работало несколько журналистов в атмосфере молчаливого беспорядка. Ей указали на небольшую контору за стеклянной дверью, куда та и направилась. Дойдя, осталась стоять прямо перед столом, ожидая, пока англичанин с рыжими бакенбардами не подымет взора от своих бумаг. Это была личность среднего возраста с веснушчатой кожей и сладким ароматом свечей. Человек что-то быстро писал левой рукой, поддерживая лоб правой, почему совершенно не было видно его лица. Затем, всячески отказываясь от сравнения аромата с пчелиным воском, она ощутила знакомый запах, после чего в памяти тут же всплыли далекие, менее четкие воспоминания детства. Тогда сама чуть-чуть наклонилась, продолжая обнюхивать украдкой, и именно в тот же момент поднял голову сам журналист. Удивленные, уставились друг на друга, пребывая в неловкой позе, и, в конце концов, оба отпрянули в стороны. Девушка узнала его по запаху, даже несмотря на годы, линзы, бакенбарды и американскую одежду. Он был неизменным поклонником мисс Розы, тем же самым англичанином, что четко посещал в Вальпараисо устраиваемые по средам вечеринки. Так никуда и не смогла убежать, застыв на одном месте.

- Что я могу для тебя сделать, юноша? – спросил Джекоб Тодд, сняв пенсне, чтобы протереть платком.

Все заготовленное разглагольствование вылетело у Элизы из головы. Так и осталась стоять с открытым ртом и шляпой в руке, уверенная в том, что если сама узнала журналиста, значит, и он, соответственно, тоже, однако ж, молодой человек осторожно положил пенсне и, не глядя на собеседницу, лишь повторил вопрос.

- Да… по поводу Хоакина Мурьета… - запнулась девушка, вдруг услышав собственный мелодичный голос, каким прежде тот никогда не был.

- Разве ты располагаешь какой-то информацией насчет этого бандита? – немедленно поинтересовался журналист.

- Нет, нет же…. Напротив, я здесь, чтобы разузнать о нем у вас. Мне нужно увидеть этого человека.

- Да у тебя никак знакомый вид, юноша…? Э-э, где же я тебя видел?

- Не думаю, что вы меня где-либо видели, сеньор.

- Ты чилиец?

- Да.

- Несколько лет назад я жил в Чили. Прекрасная страна. Зачем тебе видеть Мурьета?

- Понимаете, для меня это крайне важно.

- Боюсь, что не смогу тебе помочь. Никто ничего не знает о его пристанище.

- Но вы же говорили с ним!

- Только лишь когда Мурьета сам меня зовет. Этот человек устанавливает со мной связь, когда хочет, чтобы в ежедневной газете появилась заметка о каком-либо из его геройских поступков. В общем, скромности никакой, напротив, так бы во славе и купался.

- На каком языке вы обычно с ним договариваетесь?

- Мой испанский гораздо лучше его английского.

- Скажите мне, сеньор, у него чилийский акцент или, скорее, мексиканский?

- Этого, пожалуй, я сказать не сумею. Я повторяю тебе, юноша, я не могу тебе помочь, - возразил журналист и, вставая, дал понять, что начинавший надоедать ему допрос окончен.

Элиза кратко простилась; он же то ли растерялся, то ли задумался, глядя вслед все удаляющейся девушки среди беспорядка помещения, в котором находилась редакция. Этот молодой человек показался журналисту знакомым, однако ж, найти к тому подход никак не удавалось. Несколько минут спустя, когда посетитель скрылся из виду, вспомнил о поручении капитана Джона Соммерса, и в его памяти, точно молния, пронесся образ Элизы, тогда еще бывшей совсем маленькой девочкой. Затем он соотнес имя бандита с личностью Хоакина Андьета и сразу понял, зачем она искала этого человека. Вскрикнув, быстро выбежал на улицу, однако там молодой девушки уже не было.