Дочь дыма и костей

— А еще чтобы целоваться, — добавила Зузана. — Иначе мне пришлось бы ходить на свидания только с лилипутами.

— Как дела у Мика? О том, что он не лилипут, можешь не рассказывать.

Зузанин голос мгновенно стал сентиментальным.

— Он кла-а-ссный, — ответила она, растягивая слово как ириску.

— Алло! Кто это? А ну, отдайте трубку Зузане! Зузана? Тут какая-то слащавая цыпочка притворяется тобой…

— Перестань! — прикрикнула Зузана. — Просто возвращайся, ладно? Ты мне нужна.

— Уже еду.

— И привези мне подарок.

— Хм. Можно подумать, ты заслуживаешь подарка.

С улыбкой на лице Кэроу отключила телефон. Зузана действительно заслуживала подарка, поэтому Кэроу и собиралась заехать в Париж перед возвращением домой, в Прагу.

Дом. Возможно, это понятие для Кэроу все еще оставалось относительным, но часть ее жизни исчезла, а другая часть — обычная — протекала в Праге. Крохотная квартирка, уставленные альбомами полки; Зузана и ее марионетки; лицей, мольберты, обнаженные старики в боа из перьев; «Ядовитая кухня», статуи в противогазах, дымящиеся чашки с гуляшом на крышках гробов; даже бывший парень, этот болван, стерегущий ее за углом в вампирском прикиде.

Обычная часть жизни, да не совсем.

И хотя в душе ей хотелось сию секунду отправиться в Марокко, взять своего отвратительного попутчика и помчаться «кое-куда», мысль о том, чтобы исчезнуть не попрощавшись, была невыносима. Ведь и без того уже так много потеряно. Кэроу намеревалась в последний в обозримом будущем раз окунуться в обычную жизнь.

К тому же пропустить Зузанино кукольное представление она не собиралась.

25 Мира не будет

Поздно вечером в пятницу Кэроу прилетела в Прагу. Она дала водителю такси адрес, но, уже подъезжая к дому, передумала и попросила отвезти ее в Йозефов, к старому еврейскому кладбищу — самому жуткому месту из всех, что знала: с вековыми могильными холмами, покосившимися надгробиями, торчащими беспорядочно тут и там, словно гнилые зубы. Ветви деревьев напоминали скрюченные старушечьи пальцы, а злобные вороны вили на них свои гнезда. Она любила здесь рисовать, но сейчас кладбище было закрыто, и к тому же направлялась она вовсе не сюда. Физически ощущая тяжесть нависшей тишины, Кэроу шла вдоль покосившегося забора к расположенному неподалеку порталу Бримстоуна. К тому месту, где раньше был портал.

Остановившись на другой стороне улицы, она раздумывала, стоит ли рискнуть и постучать. А вдруг?.. Вдруг дверь со скрипом откроется, и Исса с ехидной улыбкой на лице скажет: «У Бримстоуна скверное настроение. Уверена, что хочешь войти?»

Словно все это было какой-то глупой ошибкой. Возможно ли такое?

Она перешла улицу. Сердце гулко билось в груди, продолжая надеяться, когда она подняла руку и постучала: три энергичных удара. В тот же миг надежда достигла пика. Сделав глубокий вдох, Кэроу задержала дыхание и мысленно повторяла: «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста». Глаза наполнились слезами. Откроют дверь или нет, она все равно разрыдается. Слезы — разочарования или облегчения — уже были готовы пролиться.

Тишина.

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

И… ничего.

Резкий выдох, слезы побежали из глаз. Съежившись от холода, она продолжала ждать, минуту за минутой, но в конце концов сдалась и пошла домой.

В ту ночь Акива наблюдал за ней спящей. Губы слегка приоткрыты, ладошки по-детски сложены под щекой, глубокое дыхание. Она невинна, уверял Изил. Во сне она казалась невинной. Но так ли это на самом деле?

Последние месяцы ее образ преследовал Акиву: испуганное прелестное лицо — она уже и не чаяла избежать смерти. Воспоминание обжигало. Вновь и вновь он думал о том, что едва не убил ее. Почему же он остановился?

Было в ней нечто, вызывающее в памяти другую девушку, давно ушедшую и давно потерянную. Но что? Точно не глаза. У той были глаза цвета глины, теплые, как земля. У этой — черные, как у лебедя, они контрастировали с молочно-белой кожей. В чертах лица он тоже не улавливал сходства с той, другой, горячо любимой, так давно увиденной им впервые сквозь туман. Оба лица прекрасны — на этом сходство заканчивалось, однако какая-то связь все же ощущалась; она и не позволила нанести решительный удар.

Наконец до него дошло: дело в жестах. В манере по-птичьи вскидывать голову. Это ее спасло. Такая малость.

Глядя на нее через балконное окно, Акива думал: «Что дальше?»

Нахлынули непрошеные воспоминания о том, как в последний раз он наблюдал за спящей. Между ними не было стекла, запотевшего от его дыхания. Лежа рядом с Мадригал, он приподнялся на локте и испытывал себя: проверял, как долго сможет не дотрагиваться до нее.

Не выдержал и минуты. Кончики пальцев ныли, и успокоить их могло только прикосновение к ней.