Находился ли я по-прежнему в доме шейха Исмаила? Или меня перевезли в какое-нибудь другое место? Непреодолимая дремота постепенно вновь овладевала мною. И вдруг я встрепенулся — мне показалось, что откуда-то издалека донесся рев пароходной сирены!
Вновь навострив уши и ничего не услышав, я решил, что мне почудилось, и приготовился окунуться в целительный сон. Но внезапно меня охватили гнев и возмущение. Я вспомнил о своих спутниках и даже застонал от сознания, что из-за своей дурацкой слабости не в силах ничего предпринять. Боже мой! Что же со мной сделали?
Уши мои вновь уловили какой-то до боли знакомый звук. Сердце дико заколотилось: без сомнения, то был автомобильный сигнал! Я попытался сесть — тщетно — и от сознания собственного бессилия закрыл глаза.
Дверь позади открылась. Я определил это скорее каким-то подсознанием, нежели слухом, ибо не слышно было ни звука. Слегка приподняв веки, я из-под опущенных ресниц стал наблюдать, что будет дальше.
Слабый аромат достиг моих ноздрей. Я узнал его — именно он появлялся в моих странных видениях с участием богини Кали. И в самом деле — она стояла возле меня.
На сей раз на ней не было никаких таинственных одеяний — впрочем, вполне вероятно, они и раньше являлись лишь порождением моего больного воображения. На ней было золотистое китайское платье из такого тонкого шелка, что свет лампы, оказавшейся за ее спиной, пронизывал его насквозь, и я мог любоваться точеными линиями ее тела, будто ее окутывала лишь солнечная дымка.
Нежная рука коснулась моего лба. Я поднял усталые веки и встретил взгляд нефритово-зеленых глаз. Она улыбнулась и опустилась в кресло.
Итак, именно мадам Ингомар я должен был благодарить за свое спасение.
— Да, — будто отвечая на промелькнувшую у меня мысль, мягко промолвила она своим странным, похожим на колокольчик голосом. — Я спасла вашу жизнь. Причем с немалым риском для собственной.
Но я ведь ничего не говорил!
Ее рука нежно погладила меня по лбу.
— Не так уж трудно угадать, о чем вы думаете, — прошептала она. — Я достаточно долго слушала ваши мысли. Обещаю вам, что это прекратится, когда вы окрепнете, но пока что это так.
Ее голос и прикосновения каким-то магическим образом облегчили мою боль. Я почувствовал, что не способен ею возмущаться. Эта женщина, отродье сверхдьявола Фу Манчи, которую я считал своим злейшим врагом во всем мире, выхаживала меня, как мать выхаживает своего ребенка.
Вместе с тем холод нарастал в моем сердце. Я понимал, что еще слишком бессилен, чтобы сопротивляться, и потому, пожелай она влюбить меня в себя, — вынужден буду повиноваться…
Я отвел взгляд. Непреодолимая настойчивость струилась мне в душу из этих прекрасных глаз, блестевших, как изумруды.
Мадам Ингомар наклонилась и подложила свою руку мне под голову.
— Вы были очень больны, — прошептала она; губы ее почти касались меня. — Но я ухаживала за вами. Мне было вас очень жалко. Вы так молоды, а жизнь прекрасна. Я хочу, чтобы вы жили, любили и были счастливы.
Я сопротивлялся, как птица, загипнотизированная взглядом кобры. Внушал себе, что ее серебряный голос звучит фальшиво, будто надтреснутый колокольчик, что глаза ее источают злобу, что ее красные губы могут дарить лишь ядовитые поцелуи, что ее гибкость — это гибкость не ивы, но ядовитой змеи. Наконец, в качестве последнего средства я, как к Богу, воззвал к Райме, вызывая в памяти взгляд ее милых, серьезных глаз и умоляя помочь мне.
— Ваша ирландская малышка и в самом деле очаровательна, — прозвенел надо мной голос-колокольчик. — Не бойтесь, никто не причинит ей зла. Если это способно сделать вас счастливым — что ж, она будет вашей… Вы не должны ни сердиться, ни волноваться. Можете поговорить со мной несколько минут, а потом вам надо будет поспать…
На сей раз я проснулся в тревоге. Странная комната выглядела по-прежнему. Но она ушла. Надолго ли?
Я потерял всякое представление о времени. Что мне привиделось, а что произошло взаправду?
Приснилось мне, или я в самом деле спросил ее о судьбе моих друзей? Мне казалось, что я это сделал и она ответила, что они живы, но отказалась сообщить что-либо еще.
Живы — и, насколько я могу предположить, пленники!
Она говорила со мной ровным, бесстрастным голосом. Одна ее рука лежала у меня под головой, а магнетические пальцы другой поглаживали мои брови. Мадам Ингомар объясняла, что с моей стороны было бы безрассудством даже пытаться идти против нее, ибо она обладает властью большей, нежели любой из живущих на земле властителей. Еще немного — и весь мир склонится к ее ногам. Вот, например, Россия — великая страна, разворованная дураками, уже вполне созрела для ее целей…