Я бегу. У меня нет уверенности в том, что более длинный и в то же время потенциально более короткий маршрут позволит мне опередить отца. Но я знаю, что такая возможность есть. Бежать не так легко, как я надеялась. Лесовозная дорога – одно название: она разбитая, неровная и кое-где такая крутая, что кажется, будто я бегу по краю оврага. Всюду глубокий песок, камни и торчащие корни деревьев, а еще колдобины – огромные, величиной с утиный пруд. Дыхание сбивается, легкие горят. Волосы и куртка промокли от дождя, ботинки и ноги до колен тоже мокрые, потому что я бегу по лужам. Винтовка, закинутая на плечо, бьет меня по спине с каждым толчком подошвы о землю. Мышцы на ногах вопят от боли и требуют, чтобы я остановилась. Мне необходимо выровнять дыхание, постоять на месте хоть немного, сходить в туалет. Единственное, что поддерживает меня и заставляет бежать дальше, – мысль о том, что может случиться со Стивеном, если я остановлюсь.
И именно в этот момент я слышу справа собачий лай. Резкий характерный лай, который узнает любой владелец плоттхаунда. Я упираюсь ладонями в колени, пытаясь отдышаться. И улыбаюсь.
20
Хижина
С великой скорбью смотрела жена викинга на дикую, скверную девчонку. И ночью, когда прекрасный лик дочери исчез, но появилась ее прекрасная душа, жена викинга выплеснула горячие, полные боли и горя слова, накопившиеся в ее сердце. Уродливая, похожая на монстра жаба, сидящая перед ней, глядела на нее печальными карими глазами и слушала ее так, словно все понимала, как человек.
– Придет время и для твоих испытаний, – сказала жена викинга. – И мне тоже будет тяжело! Лучше бы мы бросили тебя на широкой дороге, чтобы тебя укачали холодные зимние ветры! – Сказав это, жена викинга ушла в гневе и горе, проливая горькие слезы.
После нескольких дней и ночей, проведенных в колодце, я осознала три истины: отец меня не любит. Он делает что хочет, не задумываясь о моей безопасности или о моих чувствах. И наконец, мама не так безразлична ко мне, как я думала. Для меня это стало большим открытием. Достаточно большим, потому что я долго и тщательно обдумывала эти откровения. Прошло три дня, а мы с Кусто и Калипсо все еще пытались во всем разобраться.
Тем временем я прочитала в «Нэшнл географик» статью о провале шотландской экспедиции на Южный полюс, состоявшейся в тысяча восемьсот двенадцатом году, и узнала хорошие новости о возможной смерти от гипотермии: если вы не потеряли ни одного пальца на руках и ногах после того, как снова согрелись, значит, все в порядке. Согреваться было невесело – я испытывала больше боли, чем от случайного удара молотком, отдачи винтовки или нанесения большой татуировки. Я искренне надеялась, что мне больше никогда не придется проходить через что-то подобное. С другой стороны, теперь выяснилось, что я куда крепче, чем думала, а это что-то да значит.
Я не понимала, почему отец вытащил меня из колодца. Знал, что я больше не выдержу? Хотел убить меня, но не рассчитал время? Кусто и Калипсо склонялись к последнему варианту. И, возможно, они были правы.
В тот момент, когда я открыла глаза, оказалось, что все очень злятся. Кусто и Калипсо злились на отца за то, что он со мной сделал. Мама злилась на него по той же причине. Еще она злилась на меня – ведь я так сильно рассердила отца, что он захотел меня убить. Отец злился на меня за то, что я отказалась застрелить волка, и на маму – за то, что она помогла мне, после того как он вытащил меня из колодца. Я не помнила о том, как она залезла под одеяло, чтобы согреть меня, но на лице у нее красовался новый синяк, подтверждавший это. И так все и шло по кругу. В хижине накопилось столько злости, что, казалось, было нечем дышать. К счастью, отец большую часть времени проводил на болоте. Я не знала, что он делает там: пытается подстрелить оленя или охотится на волка. Это меня не особенно волновало. Главное, вечером он вернется домой еще более злой, чем был, когда уходил. Он говорил, что ему тошно даже смотреть на нас с мамой и поэтому он старается держаться от нас подальше. Я не говорила ему, что Кусто и Калипсо испытывают к нему такие же чувства.