ДОЧЬ

Санитарные повозки работали с утра до ночи. Подвозили отравленных газами и раненых.

На второй день меня вызвал командир корпуса:

— Пошлите транспорт в Залесье за отравленными газами.

— Но, ваше превосходительство, у меня нет больше санитарных повозок — все работают.

— Что у вас есть?

— Грузовые повозки, несколько экипажей для персонала.

— Посылайте все, что есть!

— Но, ваше превосходительство, никого нет, весь мужской персонал с повозками уехал…

— Но неужели вы не можете…

— Слушаюсь, ваше превосходительство, сейчас транспорт выйдет.

И вот я верхом на своем пегаше веду этот странный сборный транспорт.

— Пропуск! — кричит офицер у заставы. «Какой пропуск! Боже мой! Я забыла спросить у генерала…»

— Звоните начальнику дивизии, — говорю. — Я еду за отравленными газами по приказу его превосходительства!

Пропустили.

Забыть то, что я видела и испытала в эти жуткие дни, — невозможно.

Поля ржи. Смотришь, местами рожь примята. Подъезжаешь. Лежит человек. Лицо буро–красное, дышит тяжело. Поднимаем, кладем в повозку. Он еще разговаривает. Привезли в лагерь — мертвый. Привезли первую партию, едем снова… Отряд работает день и ночь. Госпиталь переполнен. Отравленные лежат на полу, на дворе…

— Сестра! Надевайте халат! — вдруг по–начальнически крикнул на меня доктор Никитин. — Нам нужна помощь!

И вот я по–старому в белом халате. Даю сердечные капли, кислород.

1200 человек похоронили в братской могиле. Многих эвакуировали.

На пятый день горячая работа затихла. Я падала от усталости. Пришла в свой домик, разделась, ноги распухли, башмаки не слезают, пришлось подрезать.

А через несколько дней, когда все утихло, ко мне, в мою хибарку, влетел начальник транспорта:

— Госпожа уполномоченная! Какой–то важный генерал приехал… Со свитой… Все военные. Просят вас.

Я выскочила и побежала к небольшой группе людей, окружавших приехавших, по–видимому, важных военных. Это был генерал–адъютант государя князь Юсупов, граф Сумароков—Эльстон. Я остановилась перед этой важной группой в полном смущении. Зачем приехали эти люди? Что им нужно? И что мне делать? Если бы мы находились в тылу, в светской гостиной, я бы не растерялась, подошла бы к генералу и попросту поздоровалась бы с ним. А здесь, на фронте, все делалось по–военному. Но генерал вывел меня из трудного положения, сразу же похвалил наш отряд и его работу по спасению отравленных газом и спросил меня, кто отличился из отряда в этой страшной атаке. Он тут же наградил, «именем Его Величества Государя Императора», Георгиевскими медалями разных степеней доктора, одну сестру, двух солдат и меня (медалью 2‑й степени) и сразу же после этого уехал.

Много лет прошло, а я помню, как будто это было вчера. Вначале, когда разрываются снаряды, из них идет какой–то грязный серо–коричневый дымок, и ничего не понимаешь. И вдруг ползет что–то похожее на густой туман.

— Вишней запахло! Вишней запахло! — кричат солдаты. «Маски! Маски!» — кто–то вопит из блиндажа.

Мы старались уберечь масками не только себя, но и лошадей.

Подруга нашего верного Рябчика, такая же большая и красивая, как он, только что ощенившаяся во время газовой атаки, спасла своих многочисленных щенят. Онз, ухватив их зубами по одному за шиворот, всю свою семью перетаскала на один из маленьких островков, образовавшихся в болоте около реки Вилии. Там стояла постоянная влага от воды. Влага эта не пропускала газов. Поняв это каким–то инстинктом, собака–мать спасла всех своих щенят.

Я ничего не испытала более страшного, бесчеловечного в своей жизни, как отравление этим смертельным ядом сотен, тысяч людей. Бежать некуда. Он проникает всюду, убивает не только все живое, но и каждую травинку.

Как часто тогда и теперь я вспоминаю своего отца.

В 1910 году отец собирался ехать на мирную конференцию в Стокгольм, но в последнюю минуту — раздумал и был рад, что не поехал.

Одна бессмысленная болтовня. Какой смысл во всех этих конференциях, бесконечных рассуждениях о мире, если не принять учения Христа и заповеди «не убий» как основной закон. Или необходимо добиваться полного разоружения всех стран, или продолжать то, что сейчас происходит: допущение орудий разрушения для защиты. Но где граница? У одной страны 50 000 войска, другая мобилизует армию в 100 000 для защиты страны, и так до бесконечности. И пока люди не поймут греха убийства одним другого — войны будут продолжаться.

А результаты войны? Падение нравов, революции.

НАЧАЛО КОНЦА

Уже в 1916 году в воздухе чувствовалась большая напряженность. В больших городах начались забастовки.

Пропало обычное русское добродушие, в воздухе висела скверная брань, люди толкались, отвечали неохотно и грубо на вопросы.

Пропало уважение к царской семье, пели частушки про Сашку и Николашку. Грязные и глупые, ни на чем не основанные сплетни об императрице Александре Федоровне росли. Рабочие распустились. То и дело в газетах писали о крушениях поездов; где–то, что–то назревало большое, неизвестное, страшное, страшнее войны…