Постепенно мы расширили свое хозяйство. Одна тысяча кур, весной — 2500–3000 цыплят. Две коровы, огород; летом подрабатывали еще тем, что собирали по болотам и лесам голубику и продавали ее по хорошей цене нашим богатым соседям. Богатые жили внизу, на берегу реки Коннектикут, а бедняки наверху горы, вроде нас. У Весты появился красавец муж. которого я привезла от своего брата, — Мики, или, как мы его прозвали, Митька — большой серый полицейский пес, которого Веста полюбила с первого взгляда и которому осталась верна до гроба.
Собаки жили на свободе, охотились, изредка приносили нам зайца, а раз как–то Веста принесла нам куропатку, которую мы вычистили и с удовольствием съели. Охотились они и на скунсов. Помню, как однажды я проснулась от страшной вони. Когда я вышла из своей избушки, то увидела, что у порога сидит Веста. Она облизывалась и с победоносным видом смотрела на меня. Перед самым моим домиком, на лугу, лежали в ряд загрызенные, мертвые скунс и трое деток. Пришлось скунсов закапывать, а собак мыть…
Очень хорошие у нас были коровы. Одна — чистокровная джерси, мне подарил ее приехавший из Италии муж моей племянницы, дочери сестры Татьяны, Альбертини. Вторая корова родилась у нас. Джерси, как полагается породистой леди, была тихая, скромная, похожая на ту, которая была у нас в Пенсильвании, с грустными, выпуклыми, большими глазами и курносая. Молодая была озорная и умная, она несколько раз портила нам огород. Чтобы проникнуть за проволоку, которой была загорожена кукуруза, она падала всем своим грузом на забор и приминала его к земле. Затем вставала, переступала через повалившийся забор и спокойно паслась на кукурузе. А джерси стояла как вкопанная и смотрела на озорницу томными глазами, не смея перешагнуть через забор. Но этого было мало. Молодая корова повадилась залезать в курятники. Рогом она поддевала крючок на калитке, входила в курятник, съедала весь куриный корм, опрокидывала кормушки и, вдоволь наевшись, рогом же отворачивала кран, пила воду и принимала холодный душ. Пришлось переменить все запоры, укрепить заборы.
Иногда наши интеллигентные посетители пугались наших громадных собак и коров. «Собаки не кусаются, — говорили мы. — Не бойтесь. А коровы не бодаются. Нет». Коровы были очень общительные и как только видели людей, так, к ужасу наших городских друзей, шли к ним. Теперь казак наш часто уезжал. Мечта его жизни была — жениться, на скопленные деньги купить небольшую ферму и жить там с женой.
— Поеду в Филадельфию, — как–то сказал он нам.
— Дело есть?
— Да шо там. Може, и выйдет дело. Казаки невесту сватают.
Уехал. Прошло около недели, возвращается казак наш домой злой. Не разговаривает, спросишь что–нибудь — молчит, только рукой машет.
— Федор Данилыч, ну что невеста? Расскажите. Понравилась?
— Да шо там! Нечего рассказывать. Какая там невеста. Никудышняя баба, кривобокая…
— Но, может быть, женщина хорошая?
— Хорошая, хорошая, — передразнил он нас. — Кривобокая, опять же астма, дышит, как запаленная лошадь… — и казак тяжело вздохнул.
— Вы бы американку взяли, — сказала я.
— Американку. Шо я с ума, што ли, сошел! Американку… Што от них толку? Американку… — с презрением фыркнул он.
Одним из самых знаменательных событий в нашей жизни была покупка автомобиля: 65 долларов, да еще регистрация, страховка. Для нас это было целым состоянием. Никогда, даже когда с годами я приобретала новые «форды», ни одна машина не казалась мне такой красивой, уютной, удобной! Это был маленький черный старый двухместный спортивный автомобиль. Училась я ездить без учителя, сама. Ездила по двору взад и вперед, сшибла один столб, чуть не задавила Весту, которая немедленно приревновала меня к машине и, когда машина трогалась с места, со страшным визгом и лаем хватала зубами передние колеса.
Но мне необходимо было ездить. Мой брат Илья серьезно заболел, нужно было его навещать, а добираться до него на автобусе или поезде было очень сложно.
Рядом с нами жила эстонская семья; старший сын, юноша лет 18-ти, иногда возил нас на автомобиле.
— Альберт, — сказала я ему, — можешь ты поехать со мной завтра к моему брату в Саутбери (за 70 миль)?
— Почему нет, если заплатите.
— Заплачу, но ставлю одно условие: я буду править.
— Но вы же не умеете…
— Не умею, вот ты и будешь меня учить. Юноша задумался. Через минуту согласился, под условием, что я буду его беспрекословно слушаться.
— Конечно, но теперь я поставлю тебе условие: мы выедем в половине четвертого утра, когда на дорогах никого нет.