Добывайки в поле

Только Арриэтта переживала напрасно: Хомили, которая дома всегда боялась предстать перед посторонними в грязном фартуке, не растерялась. Вспомнив роль женщины-измученной-до-предела, она добавила к ней образ страдающей-но-не-будем-сейчас-об-этом и сопроводила всё это новой улыбкой, бледной, но отважной, и – с той же благой целью – вытащила из пыльных волос две последние шпильки.

– Люпи, бедняжка, сколько здесь мебели! Кто помогает тебе вытирать пыль? – картинно закатив глаза, произнесла Хомили и, чуть покачнувшись, рухнула на стул.

Все бросились к ней, как она и ожидала, принесли воды, помогли умыться и ополоснуть руки. Хендрири, глядя на неё полными слёз глазами, пробормотал:

– Бедняжка! Уму непостижимо, как столь хрупкое существо смогло столько вынести…

Потом, когда гости немного привели себя в порядок, все уселись ужинать. Ели в кухне, которая хоть и разочаровала Хомили, зато там горел настоящий огонь. Плитой служил большой чёрный дверной замок. Угли помешивали через замочную скважину, а дым, как объяснила Люпи, уходил через систему труб в дымоход коттеджа.

Много места занимал длинный белый стол, роль которого выполнял наличник двери гостиной, покрытый белой эмалью и разрисованный незабудками, который крепко держался на четырёх огрызках карандашей, поставленных так, что грифели попадали в отверстия для шурупов и их кончики чуть возвышались над поверхностью.

Один из карандашей оказался чернильным, и гостей предупредили, чтобы до него не дотрагивались, иначе испачкают руки.

На столе было множество разнообразных блюд, как настоящих, так и муляжей. Пироги, пудинги и консервированные фрукты Люпи приготовила сама, а гипсовую баранью ногу и блюдо с такими же пирожными позаимствовала в кукольном домике. Между тарелками нашли своё место два графина зелёного стекла, три настоящих широких стакана и чашки из желудей.

Разговоры, разговоры, разговоры… Арриэтта ошеломлённо слушала, пока наконец-то не поняла, почему их ждали. Похоже, Спиллер, обнаружив, что пещера опустела, обитатели ботинка исчезли, как и сам ботинок, собрал их пожитки, побежал к юному Тому и всё ему рассказал. Люпи стало нехорошо, когда они упомянули имя мальчика, и ей пришлось выйти из-за стола. Она немного посидела в другой комнате на хрупком позолоченном стуле, поставленном в дверном проеме – «на сквозняке», как она сама сказала, – обмахивая свое круглое красное лицо пером жаворонка.

– Мама всегда так – стоит упомянуть человеков, – объяснил старший сын Люпи. – Бесполезно говорить, что он и мухи не обидит!

– Этого нельзя знать наверняка, – мрачно возразила Люпи со своего стула в дверном проеме. – Он уже почти взрослый, а они, говорят, именно в этот момент становятся опасными…

– Совершенно верно, – поддержал Люпи Под. – Я и сам им никогда не доверяю.

– О, как вы можете такое говорить! – воскликнула Арриэтта. – Вспомните, как Том буквально вырвал нас из лап смерти!

– Как это вырвал? – взвизгнула Люпи. – Ты хочешь сказать, что он брал вас руками?

– Разумеется, – пожала плечами Хомили и хохотнула, без остановки гоняя шарик малины по своей скользкой тарелке. – Ничего особенного.

– Даже представить страшно! – слабым голосом произнесла Люпи. – Надеюсь, вы меня извините, но мне надо пойти и прилечь… ненадолго.

Когда она подняла своё пышное тело с крошечного стульчика, тот покачнулся, и Хомили, которой сразу стало лучше, как только Люпи ушла, спросила совершенно нормальным голосом:

– Кто-то из большого дома в обычной белой наволочке принес её сюда?

– Из нашего дома? – уточнил Под.

– Судя по всему, – кивнул Хендрири, – вся эта мебель из того кукольного домика, который стоял в комнате для занятий, помнишь? На верхней полке шкафа с игрушками, справа от двери.

– Разумеется, помню: ведь кое-что из этой мебели принадлежит мне, – проворчала Хомили и, повернувшись к Арриэтте и понизив голос, добавила: – Жаль, что мы не сохранили ту опись, ту самую, которую ты составила на промокашке. Помнишь?

Арриэтта, уже догадавшись, что без ссор в будущем не обойдётся, кивнула и вдруг почувствовала страшную усталость. Разговоров оказалось слишком много, да и жарко было в переполненной комнате.

– И кто всё это принёс? – поинтересовался Под. – Кто-то из человеков?

– Наверняка, – подтвердил Хендрири. – Наволочка лежала на другой стороне насыпи. Это случилось вскоре после того, как нам пришлось уйти из барсучьей норы и устроиться в плите…

– А что это была за плита? Не та ли, что валялась возле табора?

– Она самая, – подтвердил Хендрири. – Мы прожили в ней целых два года.

– На мой взгляд, слишком близко к цыганам, – заметил Под, отрезал себе добрый кусок горячего варёного каштана и густо намазал его сливочным маслом.

– А что делать? Нравится тебе или нет, приходится селиться поближе к человекам, если ты добывайка, – объяснил Хендрири.

Под так удивился, что даже забыл про каштан, и воскликнул:

– Ты добывал в таборе? В твоём-то возрасте!

Хендрири еле заметно пожал плечами и скромно промолчал, а Хомили восхищённо выдохнула:

– Вот это да! Какой у меня брат! Ты представляешь, Под?