Добывайки на реке

Трюмные отсеки (отделения ящика) были пусты за исключением самого узкого. В нём Под увидел вязальную спицу янтарного цвета длиной с барку, сложенное вчетверо обтрёпанное по краям красное одеяло, тонкий десертный нож из чернёного серебра и свою собственную половинку ножниц – одно лезвие с ручкой.

– Значит, они всё ещё у тебя?

– Частенько идут в ход, – сказал Спиллер и предупредил, когда Под взял ножницы в руки: – Осторожно, я их немного подточил.

– Не отказался бы получить их обратно, – проговорил Под с завистью, – если, скажем, ты когда-нибудь раздобудешь другие.

– Это не так-то легко, – сказал Спиллер и, словно желая сменить тему, тронул десертный нож. – Нашёл его здесь… застрял в щели сбоку… хорошее вышло весло.

– То, что надо, – согласился Под.

С сожалением положив ножницы на место, он заметил, что все щели, стыки и пазы тщательно зашпаклёваны.

– Где ты этот ящик-то нашёл?

– Лежал на дне, там, вверх по течению. Был полон ила, когда я его заметил. Пришлось попотеть, чтобы поднять. Неподалёку от выгона, где останавливаются цыгане, вот где он был. Скорее всего кто-то слямзил серебро, а ящик бросил в воду.

– Похоже, что так. – Под опять взглянул на лезвие ножниц. – Значит, ты его наточил?

– Верно, – сказал Спиллер и, наклонившись, поднял с пола красное одеяло. – Возьмите, не то ночью замёрзнете.

– А как же ты? – спросил Под.

– Обо мне не беспокойтесь, берите.

– Ой, то самое одеяло, что было у нас в ботинке! – воскликнула Хомили, но тут же покраснела. – Если я не ошибаюсь…

– То самое, – подтвердил Спиллер, – берите.

– Что ж, спасибо.

Под перекинул одеяло через плечо и снова осмотрелся. Похоже, что гетра служила и для защиты от дождя и солнца, и для маскировки.

– Ты немало тут потрудился. Я хочу сказать – в такой барке и жить можно… хоть в ветер, хоть в дождь.

– Верно, – согласился Спиллер и принялся вытаскивать из-под гетры вязальную спицу с шишечкой на тупом конце. – Не хочу вас торопить, но…

Хомили обомлела и, запинаясь, спросила:

– Как, ты уже отправляешься?

– Чем скорее он уедет, тем скорее вернётся, – резонно заметил Под. – Пошли, Хомили. Все на берег!

– Но когда же он вернётся?

– Как ты думаешь, Спиллер, сколько тебе надо? Приблизительно хотя бы. Два дня? Три? Четыре? Неделю? – спросил Под.

– Может, меньше, а может, и больше: зависит от погоды. Ночи четыре, если будет луна.

– А вдруг мы все будем тогда спать? – забеспокоилась Хомили.

– Какое это имеет значение? Спиллер постучит.

Под крепко взял её под руку.

– А теперь пошли. Все на берег… и ты тоже, Арриэтта.

В то время как Под помогал Хомили спускаться в воду, Арриэтта прыгнула с борта на берег и заметила, что сырой песок испещрён чьими-то крошечными следами.

Взяв друг друга под руки, они отступили на несколько шагов, чтобы посмотреть, как будет отчаливать Спиллер. Он поднял якорь и, помогая себе веслом, вывел барку кормой вперёд из-под ветвей куманики. Выскользнув на открытое место, она вдруг слилась с ландшафтом и стала невидимой: её можно было принять за колечко коры или кусок дерева.

Лишь когда Спиллер отложил весло и начал отталкиваться от дна спицей, они смогли его разглядеть. Добывайки наблюдали из-за ветвей куманики, как медленно, старательно налегая всем телом на шест, он ведёт своё судёнышко вверх по течению.

Когда Спиллер поравнялся с ними, все выбежали из-под кустов, чтобы было лучше видно, с туфлями в руках пересекли полоску песка, где стоял чайник, и бросились за поворот, на отмель у водостока. Здесь, в самом её конце, у корней дерева, уходивших глубоко в воду, они помахали ему на прощание.

– Ах, лучше бы он не уплывал! – горестно вздохнула Хомили, когда они брели по песку обратно ко входу в трубу, где сушилась на солнце их одежда.

Как только добывайки подошли поближе, с верхушки яйца поднялось переливчатое облако, похожее на стаю птиц.

– Навозные мухи! – закричала Хомили, устремляясь им навстречу, но тут же, успокоившись, замедлила шаг: это оказались чистые, словно отполированные, речные мушки в синюю с золотом полоску.

Яйцо выглядело нетронутым, но Хомили обдула его со всех сторон и обмахнула своим передником, пояснив:

– Мало ли что.

Под, поковырявшись в куче всякой всячины, вынесенной водой из трубы, вытащил круглую пробку и, когда Хомили на неё села, задумчиво пробормотал:

– Да, так мы и сделаем.

– Как это – так? – лениво поинтересовалась Арриэтта.

Из ямки, где лежала пробка, выбежал жук, и, наклонившись, девочка ухватила его за панцирь. Ей нравились жуки за блестящую плотную броню и механические сочленения, но больше всего она любила их поддразнивать: например хватать за жёсткий край надкрылья, в то время как они норовили удрать.

– Когда-нибудь один из них тебя укусит… – пригрозила ей Хомили, складывая одежду: даже высохнув, та всё ещё чуть-чуть пахла сандалом. – Или ужалит, или ущипнёт, или что там они ещё делают… И поделом.

Арриэтта выпустила жука и, глядя, как покрытые шипами ноги поспешно бегут вверх по склону, а из-под них сыплются песчинки, сказала:

– Вообще-то они не сердятся.

– Вы только взгляните! Шпилька! – воскликнул Под.