В неярком свете, струившемся снизу, они могли теперь лучше видеть друг друга – объятое страхом лицо Хомили с разинутым ртом и серьёзное – Арриэтты, по-прежнему прижимавшей палец к губам.
Вот она снова подошла к краю площадки и негромко крикнула в пространство, наклонившись вниз:
– Всё в порядке!
Хомили услышала приглушённый стук, поскрипывание, удар дерева о дерево… и внизу стало темно.
– Он поставил дровяной ларь на место, – шепнула Арриэтта. – Не волнуйся и не расстраивайся! Я так и так хотела вам всё рассказать.
Подхватив дрожащую мать под локоть, девочка помогла ей забраться наверх, и Под, взглянув на них, удивлённо спросил:
– В чём дело?
Хомили молча рухнула на кровать, а Арриэтта сказала:
– Погоди, пока я подниму ей ноги.
Она осторожно уложила мать и укрыла до пояса сложенным вчетверо пожелтевшим от стирки шёлковым платком в чернильных пятнах, который Люпи дала им в качестве покрывала. Не открывая глаз, Хомили проговорила сквозь зубы:
– Она снова взялась за своё.
– За что? – не понял Под и, отложив сапог в сторону, поднялся.
– Разговаривала с человеком.
Под пересёк комнату и сел в изножье кровати. Хомили открыла наконец глаза, и оба родителя уставились на Арриэтту.
– С которым? – уточнил Под.
– С молодым Томом, ясное дело, – сказала Хомили. – Я поймала её с поличным. Вот где она проводила все вечера. Внизу думали, что она здесь, а мы думали, что она внизу.
– Но ты же знаешь, куда это нас приведёт, – встревожился Под. – С этого, дочка, начались все наши неприятности тогда, в Фэрбанксе…
– Разговаривать с человеками… – простонала Хомили, и её лицо исказилось мукой, но внезапно всё переменилось. Она приподнялась на локте и грозно взглянула на дочь: – Да, как ты посмела, гадкая легкомысленная девчонка?!
Арриэтта смотрела на родителей, не опуская глаз, не то что бы с вызовом, но и без раскаяния, – наконец спокойно возразила:
– Но ведь я говорила только с Томом. Не понимаю, из-за чего сыр-бор. Он же всё равно знает, что мы здесь: ведь сам сюда принёс! Ему ничего не стоило причинить нам вред, если бы захотел.
– Как бы он добрался до нас? – возразила Хомили.
– Сломал бы стенку – это всего лишь дранка и штукатурка.
– Не говори так, дочка! – содрогнулась от ужаса Хомили.
– Надо смотреть правде в глаза. Но это уже не важно: он уезжает.
– Уезжает? – переспросил Под. – Куда?
– Они оба уезжают, – сказала Арриэтта. – Его дедушка в какое-то место, которое называется «больница», а Том – в какой-то Лейтон-Баззард, где живёт его дядя, конюх. Кстати, что это такое?
Но мать и отец молчали, устремив друг на друга отсутствующие взгляды. Арриэтта не на шутку испугалась: казалось, они потеряли дар речи.
– Надо сказать об этом Хендрири, – проговорил наконец Под, – и побыстрей.
Хомили кивнула и с готовностью опустила ноги с кровати.
– Не стоит их сейчас будить, – остановил жену Под. – Завтра я первым делом спущусь к ним.
– О боже! – вздохнула Хомили: не успела прийти в себя после одного потрясения, как на неё обрушилось другое. – Как же все эти несчастные детки?..
– Да что с вами? – удивилась Арриэтта. – Что я такого сказала?
Ей вдруг стало страшно, глядя на испуганных отца и мать.
– Арриэтта, – с глубоким вздохом проговорил Под, оборачиваясь к ней, – всё, что мы рассказывали тебе про человеков, – правда, но одно мы упустили из виду, а возможно, упомянули об этом только вскользь: мы, добывайки, не можем без них существовать. Когда они запирают дом и уезжают – это конец.
– Ни пищи, ни тепла, ни одежды, ни воды… – запричитала Хомили.
– Голодная смерть, – закончил Под.
Глава пятая
На следующее утро, после того как семейству Хендрири сообщили новости, было созвано совещание. Встревоженные, удручённые, они входили один за другим в гостиную и усаживались за большим столом на указанные Люпи места. Арриэтта повторила свой рассказ, всё, о чём узнала, и Хендрири спросил:
– Ты уверена, что не ошиблась? Что всё именно так?
– Да. Молодой Том с дедом уезжает через три дня в двуколке; повезёт их серый пони по кличке Герцогиня, а править будет дядя Тома по имени Фред Терабоди, конюх, который живёт в Лейтон-Баззарде, а работает в гостинице «Лебедь»… («Что такое конюх?» – снова спросила себя Арриэтта.) И молодой Том очень встревожен, потому что потерял своего хорька, хотя у того на шее колокольчик и ошейник, где написано «Том». Хорёк два дня назад кинулся в кроличью нору и не вернулся, и Том боится, что ему придётся уезжать без хорька, но даже если тот найдётся, Том не уверен, что ему разрешат взять его с собой.
– Ну, это к делу не относится, – заметил дядя Хендрири, постукивая пальцами по столу.
Все явно переживали и в то же время держались на удивление спокойно.
Хендрири обвёл мрачным взором стол и принялся считать, поглаживая бороду:
– Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять.
– Под тоже может ходить за добычей, – сказала Хомили.
– И я, – вставила Арриэтта.
– И я, – неожиданно пропищал Тиммис.
Все, кроме Хендрири, обернулись к нему, а Люпи погладила сына по голове.