Добрым словом и револьвером

Податель сего, лейб-гвардии штабс-капитан фон Смиттен Денис Алексеевич, государственный комиссар Управления Комитета Государственной Безопасности при Совете Министров Российской Империи. Всем военным, военно-морским, полицейским и гражданским властям предписывается оказывать ему полное содействие, в соответствии с потребностями служебной необходимости.

Платон Николаевич перевел дух: столичный гвардеец был, несмотря на молодость — не старше двадцати пяти лет, персоной весьма значительной. Еще бы: на удостоверении была приклеена, прошнурована и опечатана фотографическая карточка Дениса Алексеевича, а ниже стояли подписи, да какие! Первой шла подпись князя Васильчикова — председателя КГБ, генерала свиты, кавалера ордена Андрея Первозванного. Хватило бы и ее, но ниже стояло размашистое: Утверждаю. Николай.

Платон Николаевич приятно покраснел, подумав про себя: «Вот как оно бывает! Помыслишь — так оно и в руку!», и стал приглашать гостя за стол.

Фон Смиттен не отнекивался. Он с аппетитом плотно закусил, попутно рассказав, что уже вторые сутки в седле. Анна Петровна всплеснула руками и бросилась на кухню отдавать распоряжения. Платон Николаевич же обратился к фон Смиттену:

— Вы как хотите, голубчик Денис Алексеевич, а мы вас сегодня никуда не отпустим! Сейчас Анна Петровна насчет обеда распорядится, баньку затопить велим. Ваших казачков в людской покормят, не извольте беспокоиться. Вы, голубчик, как насчет баньки?

Фон Смиттен ответил, что банька — дело хорошее, но — увы, дела службы в первую очередь. Помянув про себя недобрым словом педантичных немцев, что готовы всё извратить на Святой Руси, Чегодаев вслух пожалел, что молодой офицер-измайловец не сможет насладиться банькой и парой-тройкой крестьянских девок, которые «уж попарят, так попарят!», и дождавшись, когда гость, насытившись, закурил тонкую сигару (угостив предварительно хозяина), приступил к плану, разработанному вместе с Анной Петровной.

В двух-трех емких фразах Платон Николаевич очень четко обрисовал гостю все тяготы помещичьей жизни, рассказал о крестьянах, которые наглеют с каждым днем и, наконец, заискивающе улыбаясь, приступил к главному:

— Ах, любезный Денис Алексеевич. Если бы кто-то смог рассказать государю-императору о том, как стеснено мы здесь живем, каким тяготам подвергаемся. Нет, вы пожалуйста не подумайте, что мы ропщем — разумеется, из столицы виднее, да и головы там — не чета нашим, но… Ну, вот посудите сами: как же я, например, смогу заплатить новый налог? Ведь вы даже представить себе не можете, сколько мне наверстали землемеры! Получается, что после уплаты налога я остаюсь совершенно без средств к существованию. После такого, с позволения сказать, налога, мы с супругой получим от продажи продуктов нашего хозяйства каких-то жалких пять-десять тысяч рублей! В год, представьте себе! И как мы можем прожить на эти деньги? Как, объясните мне?!

Фон Смиттен сидел и слушал очередного негодяя, готового заморить голодом всех окрестных крестьян, оставив ровно столько, чтобы обрабатывали его землю или парили его в баньке! В голове Дениса уже мутилось от ненависти: государь знал что делал, когда посоветовал князю Васильчикову назначить государственными комиссарами молодых и горячих офицеров. Штабс-капитан насмотрелся на хлеб с лебедой, на удивительные лохмотья, из которых шьют лоскутные одеяла, на отощавшую скотину, которой зимой скармливают солому с крыш ее же хлевов. На детей, которым кусок обычного, без примесей, хлеба дают по праздникам, вместо лакомства. Денис нахлебался пустых щей, подбеленных для сытости обратом, от которых в животе делается атака бронепоезда «Железняк» на позиции гайлендеров, накормил клопов в грязных, вонючих избах, намерзся всласть, потому что дрова — барские, а купить их не на что! И вот теперь очередной слизняк, сволочь, тварь вещает фон Смиттену о трудностях своего житья, о том, что налог разверстан неверно, и что дворяне — основа государства.

В конце своей патетической речи «оратор» как обычно намекнул на то, что помощь в этом деле не останется без награды. Фон Смиттен гордо кивнул, вслух пообещал попробовать… Именно этому — грамотно взять «на лапу», будущих комиссаров учили перед операцией «Зимняя гроза». По замыслу командования, взятки должны были окупить расходы на выдачу продовольствия голодающим крестьянам.