Добрым словом и револьвером

Вот пока отменили выкупные платежи. А к чему, спрашивается? Ведь это же прямой убыток казне. И вот вам, пожалуйста! Этой зимой начали пересчитывать налог с помещиков! Платон Николаевич тяжело вздохнул. Кто, ну кто мог присоветовать молодому царю так жестоко обойтись с дворянством — вернейшей и главнейшей опорой трона?! Когда об этом только узнали, в уездном дворянском собрании было решено: новый налог пока не уплачивать, а послать в Петербург петицию. Составляли ее все вместе, особо упирая на то, что Сердобский уезд — не самый хлебородный в России, и что перерасчет налога нанесет сильный удар по итак пошатнувшемуся благосостоянию помещиков. В самом деле: еще покойный батюшка, Николай Аристидович Чегодаев держал только под выезд шесть троек, не считая верховых, а свора была — уж никак не менее сотни. А что сейчас? Платон Николаевич грустно вздохнул. Каких-то жалких две тройки, да рысак под двуколку. Верховых — всего шесть. Ну, правда, четверо — английские жеребцы, но разве этого достаточно для светского человека? А свора? Несчастных двадцать три собаки, а из них разве половина в дело годится. Да и то сказать: чем кормить-то свору? Так, запаренная пшеница в молоке, а мяса — раз, много — два раза в неделю. Да разве ж это — свора?..

Должно быть, последние слова Платон Николаевич произнес вслух, потому что Анна Петровна встала, обошла стол и подсела к мужу на подлокотник кресла:

— Представляешь, друг мой, вот если бы император посетил нас, лично, и увидел бы, насколько скудно мы живем? Должно быть, он видел только богатых — где же ему знать о наших бедах? Вот сколько мы уже с тобой в Баден собираемся?

— Да уже три года, как собираемся и все никак не соберемся. Все денег никак не хватает… Ах, мой дружочек, как было бы хорошо, если бы, ну, пусть не сам император, но хотя бы кто-то близкий к нему, увидел бы — в каких невыносимых условиях мы вынуждены существовать! Если бы он доложил в столице — уверен, император бы не остался глух к стонам несчастного дворянства!..

Чегодаевы замечтались. Приезд императора с супругой — всем известно, что молодой Николай влюблен и никуда не ездит без своей императрицы — вот был бы подарок! Ах, если бы хоть на день, на час, на минуточку! Разумеется, в столице у правящей четы отменные повара, но уж тут и Чегодаевы не ударили бы в грязь лицом! Анна Петровна готовит удивительное фрикасе из молодых гусенят, а Платон Петрович уж расстарался бы и добыл десяток рябчиков! И потом: разве сравнятся продукты, везомые иной раз и за сто, и за двести, и даже за тыщу верст с теми, что только что сорваны, забиты, сняты? А на свежем воздухе-то… А в вечеру можно бы устроить фейерверк, иллюминацию из смоляных бочек и, даже, бал… Пригнать крестьянских девок, дать по три-пять копеек — да таких песен и в Москве-столице не сыскать! Вот если бы император приехал…

— Барин! — в дверях возник казачок. — Барин! Скачет ктой-то…

Чегодаевы очнулись. Действительно, в окно было видно, как далеко-далеко, на самом горизонте вьется облачко снежной пыли. Должно быть, к ним ехали верховые…

— Платон Николаевич, а кто бы это мог быть?

— Вот уж и не знаю, друг мой… Теряюсь в догадках. Исправник? Так он третьего дня заезжал. Кто-то из соседей? И с чего бы верхами?

Анна Петровна вдруг вздрогнула, зябко повела плечами и поплотнее закуталась в шаль:

— Не спокойно мне что-то, Платон Николаевич… Не случилось ли чего?

— Да что ты, матушка моя? Что ты всполошилась? Ну что же у нас случиться может?

Анна Петровна часто-часто заморгала глазами:

— Платоша… А вдруг — война?

— Так что же? Ну, не призовут же меня, в самом деле. Да я и не служил никогда!

— А Митеньку?

— Полно, матушка! Да ты уж совсем ошалела! Да с чего ж Митеньку-то, когда он — студент! Да и с чего бы войны бояться? Цены на зерно да кожи поднимутся. Может, тогда в следующем году — махнем все же, в Баден…

…Через полчаса во двор чегодаевского имения въехали полдесятка казаков с молодым офицером во главе. Платон Николаевич и Анна Петровна были приятно удивлены: не часто встретишь в этой глуши нового человека. Судя по тому, как держал себя молодой офицер — известия у него были не срочные: не бунт, не война, не эпидемия холеры или оспы. А раз так — значит, можно будет узнать разные новости и вообще, познакомиться…

— Штабс-капитан лейб-гвардии Измайловского полка фон Смиттен, — отрекомендовался вошедший офицер.

— Очень, очень рад! Позвольте представиться: Чегодаев, Платон Николаевич, здешний помещик. Супруга моя, Анна Петровна. Чему обязаны столь приятным визитом?

Фон Смиттен протянул Платону Николаевичу сложенный вчетверо лист гербовой бумаги. Чегодаев развернул его и начал читать: