— Не просто кинохроники, хотя это и нужно для истории завода. А фильмов, законченных фильмов, понимаете?
— Игровых?
— Ну, до этого далеко! Документальных. Скажем, о лучших людях. Или сатирических, вроде «Фитиля».
— И кто же вам мешает? Делайте на здоровье!
Михаил Михайлович энергично почесал в затылке.
— Легко сказать. Техникой съемки, проявкой и прочим мы овладели. Но этого ведь мало. Поясняю на примере. Решили мы сделать киноочерк о лучшем литейщике Головкине.
— И что же?
— Сами намучились и человека вконец замучили, а получилась... Представьте, пять минут показываем, как он работает, десять, вроде скучно получается. Дома его сняли, книжку с дочкой читает, потом с котенком играет...
— Этот эпизод, кстати, самый удачный получился, — хмыкнул один из ребят, прислушивавшихся к беседе руководителя с корреспондентом. — Наиболее естественный.
— Понял, — глубокомысленно кивнул Роман. — Вам сценарист нужен.
— Правильно! — радуясь, что корреспондент так сразу понял их муки, кивнул Михаил Михайлович и вдруг, не моргая, уставился на Романа.
— Что вы так на меня смотрите? — даже слегка попятившись, спросил тот.
— Послушайте, Роман, как вас по отчеству?
— Без отчества я. Пока.
— Роман, вы же для нас находка! Корреспондент, писать умеете. Раз пишете, значит, и сценарий сможете. Я ведь слышал, что вы какой-то капустник написали. А тут фильм увековечит ваше творчество.
Напрасно Роман отбивался от насевших кинолюбителей, они не отпустили его, пока он не дал согласие попробовать сделать сценарий.
Материал собран. Но Роман никак не мог сесть за статью. Не отстоялись впечатления, не созрели окончательные выводы.
— Ну, что маешься? — насмешливо спросил его Василий Федорович, заметив, что молодой литсотрудник уже час сидит, опершись рукой о щеку и глядя пустыми невидящими глазами в окно. — Идем поговорим.
Они сели за стол в кабинетике секретаря, друг против Друга.
— Фактура есть?
— Больше чем достаточно, — хмыкнул Роман, плюхая на стол пухлый блокнот. — Но пока не вырисовывается. А потом Ромов такое ляпнул...
— Что?
— Будто я по наущению парткома статью готовлю. Чтобы, дескать, его снять...
— Почему всякие благоглупости должны тебе мешать?
— Так если я напишу все, что думаю, его действительно надо снимать. Мое твердое убеждение, что основной гвоздь проблемы — он сам. Поскольку давно уже достиг своего уровня некомпетентности. Помните «принцип Питера»?
— Ну, если уверен в этом, так и пиши. Только доказательно, с фактами.
Роман смущенно заерзал на стуле, потом в упор взглянул на Демьянова.
— Но это же страшно. Вот так взять и вынести приговор человеку.
Демьянов неожиданно побагровел и сплюнул в корзину из-под бумаг.
— Тьфу! Интеллигентствующий хлюпик!
— Я? — замотал головой Бессонов. — Ну а как же гуманизм?
— Разве гуманизм заключается в жалости? Ты жалеешь Ромова, а коллектив, который страдает из-за плохой клубной работы, кто пожалеет? Наше с тобой дело писать правду. А снимать или не снимать Ромова — пусть решает общественность.
Засунув в мундштук сигарету и жадно затянувшись, Демьянов, уже успокаиваясь, снова спросил:
— Значит, статья будет сугубо отрицательная? Все одной черной краской?
Роман задумчиво теребил странички блокнота.
— Нет, кое-что мне поправилось. Киностудия, например. И знаете, какой напрашивается вывод?
— Ну?
— Тут не только от профессионального уровня руководителя зависит. Еще в большей степени успех зависит от увлеченности человека своим делом.
— Хорошая мысль! — одобрительно, совсем по-учительски сказал секретарь.
— И еще. Ведь в чем-то Ромов и прав.
— В чем же?
— Одна администрация Дома культуры, без тесных контактов с профсоюзом и комсомолом, ничего не добьется.
— Верно, — усмехнулся Демьянов, — хотя не ново.
— Не ново?
— Ты же знаешь, что я занимаюсь историей завода?
— Вижу, как к вам ветераны с воспоминаниями ходят.
— Вот-вот. Я тебе сейчас кое-что покажу, в порядке иллюстрации к тезису, что «новое есть хорошо забытое старое».
— Любопытно.
— Очень.
Слегка кряхтя, Василий Федорович достал из большого шкафа переплетенную объемистую панку.
— Это подшивка пашей многотиражки за 1935 год. Сейчас, минуточку. Вот читай.
Роман начал читать вслух:
— «В недавно открывшемся Доме культуры всегда людно. После шести часов вечера сюда приходят члены парткома и заводского комитета профсоюза. Кто разбирает жалобы трудящихся, кто организует кружки, кто занимается спортом...»
Бессонов поднял глаза на улыбающегося секретаря:
— То есть центр массовой работы...
— Вот именно. После работы — вся работа в Доме культуры. А у нас сейчас? Чиновники! Ни дать, ни взять. Сидят по кабинетам в галстучках. Что завком, что комсомолия твоя. Бывают только на мероприятиях! Откуда же жизнь будет в Доме культуры, если актив сам там не бывает?
— Стоп! — невежливо остановил Роман развоевавшегося старика. — Простите, ради бога, Василий Федорович. Но вы натолкнули меня еще на одну мысль. Я все мучился, пытался определить, что меня беспокоило, и, наконец, вот, когда вы сейчас стали говорить, дошло...
— Ну? — односложно спросил Демьянов, поглядев на парня сбоку, как обиженный воробей.