— Так и должно быть, — хитро улыбалась агроном. — Остаточки подбираем.
И вот она сияющая примчалась на ток:
— Совхоз рапортовал о досрочном завершении уборочных работ.
— Урра! — закричала бригада.
— Пришла телефонограмма. Сегодня после обеда устроим вам баньку, а завтра отправляетесь на центральную и домой!
Прощание было неожиданно трогательным. Незаметно они успели полюбить и Кузьмича, и Ваню Дудку, и некрасивую девушку-агронома, и даже старика бухгалтера, который на прощанье сообщил, что каждый из них заработал вполне приличную сумму, каковую получит в центральной бухгалтерии. Ромка даже сбегал утром попрощаться с кобылой Машкой. Сунул ей кусок хлеба с солью. Та в знак благодарности попыталась его ущипнуть.
Его отсутствие заметила Ира.
— Где это ты пропадал? — спросила сердито, стоя у дверей конторы. — Забирай свои вещи. Все уже пошли к гаражу.
— С Машкой, Машерочкой, на прощанье целовался, — весело ответил Ромка.
— Странный ты человек.
— Почему?
— Над людьми ехидничаешь, а с лошадьми целуешься.
— Я вообще животных люблю. У нас дома всегда кошки, собаки, даже поросенок был.
Ему показалось, что Ира взглянула как-то неожиданно тепло, и настроение подпрыгнуло.
На центральной радостные встречи. Товарищеский футбольный матч с первой бригадой окончился внушительной победой: пять — один.
— Знай наших! — вопил Михаил, занимая весомое место среди болельщиков.
Потом был торжественный митинг. Хорошо сказал секретарь парткома:
— Вы, ребята, в этом году выдержали, прямо скажу, серьезное испытание. Показали себя настоящими людьми. Я рад, что у нас в Москве будет столько хороших друзей.
И снова прощальные рукопожатия и поцелуи.
— Мальчики, приезжайте снова, — сказала приехавшая их проводить агроном. По слухам, ее назначили управляющим отделением. — Приезжайте, правда. Со временем из вас получатся неплохие работники села. Может, пока не поздно, в Тимирязевку переведетесь?
— Подумаем, мать, — серьезно ответил Светик.
И вот поезд снова отстукивает свою однообразную песню. Когда Ромка вышел из своего купе, он увидел Иру, одиноко стоящую у окна.
— Постоять рядом можно?
— Стой, место не куплено.
— Степи изучаешь?
— Изучаю.
— Может, фрейлен, бросит благосклонный взгляд на верного пажа? — начал «выдавать текст» Ромка.
Ира внимательно поглядела на него.
Странные у них сложились взаимоотношения за последнее время. То ходят везде вместе как привязанные, то ссорятся по пустякам. Говорят друг другу колкости на людях и нежно молчат, когда остаются вдвоем. Вечерами подолгу простаивали у конторы.
— Ну, я пойду?
— Замерзла?
— Нет. Просто так.
— Можно, я тебя поцелую?
— Зачем?
— Ну, тогда иди.
— Обиделся?
— Конечно.
— Не обижайся, ладно? Вот такая уж я...
— Это точно.
И снова стоят, молчат, глядят друг другу в глаза.
— Ну, я пойду?
Сейчас, стоя с ней в тамбуре вагона, Ромка решил выяснить все до конца. Но как начать объяснение? Прямо бухнуть: «Я тебя люблю, а ты?» Или найти какие-то особые слова?
Но начала вдруг она.
— Что, ты действительно меня любишь?
— С чего ты решила?
— Читала твои стихи.
— Ну и как?
— Ты прости меня.
Он увидел в ее глазах слезы.
— Ты плачешь? Почему?
Плечи ее затряслись, и она уткнулась ему в плечо. Потом подняла заплаканную мордашку и сказала:
— Ром. Я очень старалась. Я хотела тебя полюбить. Но ничего не получилось. Ты самый хороший, славный, добрый, умный, веселый. В общем, самый-самый. Но не люблю я тебя!
Она опять взревела и ткнулась носом ему в плечо.
— Я дура, да? — слышалось сквозь всхлипывания.
Старушенция луна корчила ехидные рожи. «Хэппи-энд» не получился.
Микромайоры
— Товарищ полковник! Студенты четвертого курса для занятий построены. Дежурный Бессонов.
— Вольно.
Полковник Кислица, не по возрасту стройный и щеголеватый, неторопливо прошел вдоль колыхнувшегося ряда, придирчиво оглядывая каждого с головы до ног.
— Анохин! Опять сапоги не начищены?
Светик критически глянул на свои пропыленные сандалеты.
— Так, товарищ полковник! Они же с дырками. Их никакая вакса не берет.
«Отец-командир» укоризненно помотал головой.
— Ах, Анохин, Анохин. Берите пример с Рожнова. Всегда подтянут, выбрит и сапоги в порядке.
Светик тихонько загудел. Он не то что брать пример, глядеть не хотел на Боба, этого пижона. Всем известно, что его бесплатно каждую неделю стригут в «Чародейке». За что Боб охотно позирует перед фотоаппаратом, и его морда крупным планом нахально смотрит со всех витрин салона. Как же! Образец мужественной красоты!
Сегодня Рожнов был в зеленоватом блайзере с металлическими пуговицами, напоминающем офицерский мундир, что, видимо, особенно импонировало полковнику, и в остроносых мокасинах, до блеска отдраенных армянином на углу их родного переулка.
— Садитесь, — разрешил полковник и, задумчиво проведя мизинцем по щетке усов, взялся за журнал.
— Так, кто у нас не был прошлый раз? — спросил он, скользя взглядом по списку. — Рожнов?
Полковник был строг и принципиально не имел любимчиков. Поэтому он уже не помнил о только что произнесенном комплименте, и в голосе его звучал неприятный металл.