Добрые предзнаменования

Ошибка сестры Мэри могла бы быть замечена второй монашкой, если бы ее в комнате миссис Даулинг все время не отвлекали люди из спецслужб, которые смотрели на нее с постоянно растущей тревогой. Это происходило из-за того, что их натренировали совершенно определенным образом реагировать на людей в широкой одежде и больших головных уборах, вот бедняги и мучались теперь из-за конфликта сигналов. А люди, мучающиеся из-за конфликта сигналов – совсем не самые лучшие люди для держания оружия, особенно если они только что видели деторождение – точно не американский способ прибавления мирового народонаселения. К тому же, они слышали, что в здании полно религиозных фанатиков.

Миссис Янг перевернулась.

– Вы уже выбрали для него имя? – лукаво спросила сестра Мэри.

– Хмм? – отозвался мистер Янг. – А. Еще нет, вообще-то… Была бы девочка, назвали бы Люсиндой в честь матери. Или Жермен – Дейдрин вариант.

– Баламут – неплохое имя, – бросила монашка, вспомнив классику. – Или Дамиэн… Дамиэн – очень популярное сейчас имя.

Анафеме Приббор – ее мать, которая плохо разбиралась в церковных делах, прочла в один прекрасный день это слово и подумала, что оно вполне подходит в качестве женского имени – было восемь с половиной лет, она читала Книгу – под одеялом, с фонариком.

Другие дети учились читать по классическим букварям с красочными картинками яблок, мячей, тараканов и тому подобного. Не так было в семье Приббор – Анафема училась читать по Книге.

Не было в ней ни яблок, ни мячей. Была неплохая гравюра восемнадцатого века с изображением горящей на костре – и весьма радостной по этому поводу – Агнес Безумцер.

Первое слово, которое девочка смогла разобрать, было «прелестные». Очень мало детей в возрасте восьми с половиной лет знало, что, кроме всего прочего, оно значит «совершенно точные». Одной из знающих это была Анафема.

Следующее слово было «аккуратные».

Первым прочитанным ей вслух предложением было:

«Говорю вам сие, и запомните вы слова мои. Поедут Четверо, и еще Четверо, а также Трое покатятся по небу, и Один помчится, огнем окруженный, и ничто остановить не сможет их: ни рыба, ни ливень, ни дороги, ни демон, ни ангел. И тебя они также возьмут с собой, Анафема».

Анафеме нравилось про себя читать.

(Были книги, которые внимательные родители, читающие вполне определенные воскресные газеты, могли приобрести – с именем ребенка как главного героя или героини. Это делалось для повышения интереса к книге. В случае Анафемы, в книге была не только она – на настоящий момент лишь в одном месте – но также ее родители, и их родители, и все – аж до семнадцатого века. На тот момент она была слишком молода и эгоцентрична, чтобы придать должную важность тому, что в книге ни словом не упоминались ее дети, да и что-либо, отстоящее более чем на одиннадцать лет от сегодняшнего дня. Когда тебе восемь с половиной, одиннадцать лет – целая жизнь, собственно, если верить Книге, так и будет…)

Она была умным ребенком с бледным лицом, черными глазами и черными волосами. Как правило, она заставляла людей чувствовать себя неудобно – семейная способность, унаследованная, вместе с большими, чем ей было нужно, экстрасенсорными способностями, от своей пра-пра-пра-пра-прабабушки.

Она рано повзрослела и научилась держать себя в руках. Единственная вещь, за которую Анафему осмеливались поругивать учителя, это ее произношение – не ужасное, просто опоздавшее на 300 лет.

Монашки взяли Ребенка А и заменили им Ребенка Б под носом жены атташе и людей из Секретной Службы, воспользовавшись следующим хитрым способом: одного ребенка укатили («взвесить надо, милая, таков закон»), а чуть позже вкатили уже другого.

Самого культатташе, Фаддеуса Дж.Даулинга, за несколько дней до того спешно вызвали в Вашингтон, но он все время, пока жена рождала, был связан с ней по телефону и пытался хоть этим ей помогать.

Но мешало то, что по другой линии он одновременно говорил с советником по вложению денег. Один раз даже вынужден был отвлечься от жены на целых двадцать минут.

Но это было нормально.

Деторождение – самое радостное ощущение из тех, которыми двое могут поделиться, и он ни секунды не собирался упускать.

Один из ребят из спецслужб все для него заснял на видео.

Зло, в целом, не спит – и потому не понимает, зачем сон нужен всем остальным. Но Кроули сон нравился – это один из тех приятных процессов, которые можно испробовать только на Земле. Особенно он приятен, когда плотно наешься. Он, к примеру, весь девятнадцатый век проспал… Не потому, что так было надо, а потому, что так хотелось[10].

Сон, это всего лишь один из множества процессов, доступных только жителям Земли. Что ж, пора начать по-настоящему наслаждаться и остальными, пока еще есть время.

«Бентли» ревел в ночи, стремясь на восток.

В принципе, Кроули был совсем не против Армагеддона. Если бы его спросили, почему он провел века, играя с человечеством, он бы ответил: «Естественно, чтобы случился Армагеддон, в котором победит Ад». Но одно дело – работа ради него, и совсем другое – видеть, как он неумолимо приближается.