Добрые люди

Какое-то время они попивали пиво, бросая лёгкие фразы.

– Ум… – продолжил Сергей начатую тему. – Я вот знаешь что думаю про этого? – Он кивнул головой в сторону Крамьего домика. – Он же, ѢѢ, сказал ровно то самое, что ты мне вчера говорил.

– Ну и что? – Сергей не понял, или сделал вид, что не понял. Будто не сам он, а какая-то абстрактная его ипостась прошлой ночью вопила эти же слова с надрывом в голосе и со слезами в глазах. По трезвяку он воспринимал это как какое-то общее место, избитое и даже постыдное.

– Что – «что?» А то, что всё это – правда! Что именно так мы себя все и ощущаем!

Сергей молчал. Всё думал: начнут – не начнут… Сидел на горячей земле в тени плодородного дерева, в тысяче километров от дома, крутил в руках пивную банку.

– Знаешь, милый мой, если уж на то пошло, то я давно уже позабыл, как это – чувствовать счастье. Понимаешь?

Друг кивнул.

– Всё бегу… Бегу… Бегу… Из дома на работу, с работы домой… Жену чмокнул-шлёпнул, детей спать положил, пивка вечернего принял, забылся… А утром – по новой. И ничего сделать не могу… Не знаю, что делать-то! А внутри – темнота… Духота… Как в этой банке…

Сергей смотрел на него.

– Ты это просто поделиться? Аль совета ждёшь от опытного товарища? – спросил он.

– Валить отсюда надо… – Сергей махнул на него рукой.

– Да я тебя прекрасно понимаю, – помолчав, сказал Сергей. – Знаешь, я как на работу прихожу – в зверя превращаюсь. Они такие тупые все! Такие безответственные! Никто думать не хочет, делать ничего не хотят… Иногда так бы и взял за волосы, и головой, трамп об стол, трамп об стол… Пока не поймёт, клинтонюка. А домой придёшь – жена улыбается, дети бегают, жрака вкусная на столе дымится… «И ладушки, – думаешь. – Пусть ещё поживёт…» У тебя такое бывает?

– Нет… Как-то нет… – ответил Сергей, отводя глаза.

– Ну или вот смотри: ты хоть раз колос пшеницы в руках разминал?

– Нет.

– И не хотелось? Вот вчера, когда мы с тобой в поле стояли…

– Да нет…

– А я весь задний карман колосками себе набил. И они всю дорогу мне жопу кололи… Ты бухтел, а мне смешно было.

– Ну а зачем, зачем?

– Ну я ж тебе уже объяснил!

– Но жопу-то зачем колоть?

– Какой ты тупой, а! Вот всегда был как пробка – как пробка и помрёшь! – Он многозначительно поднял палец к небу и подытожил: – Атвликаит!

Сергей, всё это время молча разглядывавший пивную банку, поднёс её к губам и допил в один глоток. С удовлетворением улыбнулся.

Тихонечко, чтобы никто не заметил, скрылся за кустиками.

* * *

Сокóл вылез из машины. Был какой-то прерывистый звон. В голове или где-то ещё. Сначала его окружала абсолютная тьма. Потом возник свет. Проявился узкий песчаный коридор с тростниковыми стенами. Он обернулся. Машина стояла нараспашку, салон был освещён. Он увидел Зёму. Зёма находился по другую сторону машины и творил что-то невозможное. Одной ногой он стоял на пороге, а другую прилаживал на развилку меж дверью и корпусом. Найдя опору, он подтянулся за рейлинги и взобрался на крышу.

– Нет!.. – заорал он, распрямившись. – Нет!!

Сокóл не двигаясь смотрел на него: обхватив голову руками, Зёма поворачивался вокруг своей оси и кричал.

«Это всё…» – У Сокола как-то разом, рывком сжалось сердце. Он понял вдруг, что в этом виноват уже один только он. Руки ослабли. Вверх по пищеводу рванулась тошнота. Он смотрел на друга через серую, непреодолимую пелену, бессильно пытаясь хоть что-то сказать…

– Да! Вижу! – вдруг завопил Зёма и, быстро сунув телефон в карман, соскользнул с крыши. – Давай, Шумахер, залезай… – обратился он к Соколу. – Я довезу.

Ноги не слушались, и, обходя машину, Сокóл поскользнулся на черепахе. Упал.

Встал, отряхнулся.

Залез на пассажирское сиденье.

Зёма вёл неторопливо, разговаривая с машиной о чём-то добром. Сокóл понимал, что это так и надо. Несколько раз Зёма тормозил, открывал дверь и, встав на порог, осматривался.

Так они ехали.

Появился забор. В нём – открытые ворота. Они оказались внутри и остановились перед пузатым человеком, поднявшим руку.

Сокóл вышел.

Ударило в голову – на него навалился оглушительный грохот кузнечиков. Он даже удивился, что там, с той стороны, ничего подобного не было.

Его руки, спина, вообще всё тело мелко дрожало. Словно эхо затихало в глубине.

Было гулко и необъятно ощущать себя по эту сторону. А ведь где-то там всё шли и шли фары, дрожали чёрные туннели… Здесь же – молчали едва подсвеченные деревянные домики, спали запылённые машины.

Зёма подошёл к человеку и, что-то сказав, пожал протянутую руку.

Сокóл тоже подошёл и пожал.

– Александр Василич. Можно просто – Василич, – добродушно улыбаясь, сказал человек. А потом сказал: – Давайте, ребята, к столу! Потом разберётесь, ладно? Надо нам Катюшу отпустить…

Зёма что-то говорил. Сокóл шёл за ним молча. Пару раз наткнулся на Зёмину спину.

– Не-не, ребята! Не стесняйтесь, – весело объяснял Василич, провожая их к стоящему неподалёку домику. – Вы ж наша работа! Есть клиенты – есть зарплата! Нет клиентов – нет зарплаты! Всё для вас!