Доброволец

Я лишь досадливо поморщился и вновь помешал заметно загустевшее, ароматно пахнущее варево. Особо золотых монет было не жалко: как пришли, так и ушли! Помогли спасти турецкого пацаненка, и то слава богу! Злило только то, что Ванек присутствовал при передаче монет и каким-то чудом опознал в них золото времен царя Митридата Евпатора VI. Опять же, со слов того же Ванька, каждая такая монета стоила чуть ли не миллион долларов, вернее, за такие деньги подобная монета была продана в начале двухтысячных годов на аукционе Сотбис. Скорее всего, Ванек брехал, но осознание того, что я собственными руками отдал подобное сокровище, злило неимоверно.

– Хватит трепаться, садитесь жрать, пожалуйста! – приказал я собравшимся в окопе бойцам.

Серега, Ванек, Гарик тут же протянули свои тарелки мне…

* * *

Солнце закатывалось за горизонт, окрашивая морскую гладь в багряные тона. Смотрелось это эффектно и торжественно, а еще немного тревожно – чувствовалось приближение какой-то беды. У меня вообще с детства развита интуиция и есть некий дар предвидения. Всякий раз, когда в жизни грядут лихие времена, начинается некое подобие панической атаки – легкий мандраж, волнение и нервозность. Про панические атаки я уже в студенческие годы узнал, гонял тогда с одной психологиней, вот она меня и просветила.

– Солнце красно с вечера – моряку бояться нечего, солнце красно поутру – моряку не по нутру. Если солнце село в воду – жди хорошую погоду, если солнце село в тучу – берегись, получишь бучу, – нараспев продекламировал стоящий за спиной Ванек. – Отличная погода! – жизнерадостно заявил керчанин.

– Твои бы слова да богу в уши, – пробурчал я, наливая себе очередную порцию порядком остывшего кофе.

– А мне? – Болтун подсунул свою кружку.

– Не хватило, – обломал его я, демонстративно выливая остатки кофейной гущи в свою кружку.

– Жадина! – обозвался Ванек.

– Сам дурак! – огрызнулся я.

– Иваныч, как думаешь, найдет спецура пароход, чтобы вытащить нас отсюда? – Ванек задал этот вопрос в стопятьдесяттысячный раз.

– Не знаю, – в стопятьдесяттысячный раз ответил я. – Не стой над душой, иди спать!

Иван пожал плечами и поплелся в недавно отрытую землянку, где в палатке спали Серега и Гарик.

Я остался наедине и, закинув в рот несколько мятных леденцов, хлебнул крепкого кофе. Наверное, надо рассказать, что тут у нас произошло за последнее время, и почему я такой весь из себя нервный, обуреваемый тягостными думами? Ну, слушайте…

Когда я, оглушенный взрывами, выперся из окопа и попер на атакующих нас турок с сигнальным пистолетом наперевес, то в это же время со стороны села к нашей позиции подоспели Петрович, наш взводный (я, кстати, вспомнил, что его все зовут Фома, но настоящее это имя или прозвище, пока не узнал) и еще с ними три бойца. Они наткнулись на расстрелянный турецкий джип, забрали из него пулемет и РПГ, потом подобрали Серегу, который пытался тащить на себе одновременно Ванька и Гарика, и как только оказались на наших позициях, тут же вступили в бой. Собственно говоря, их стрельбу из противотанковых гранатометов я и принял за взрывы сигнальных ракет.

Фома нашел меня и успел в самый последний момент вырвать из рук гранату. Повезло, что, когда я фиксировал чеку самодельной проволочкой, замотал ее на совесть, а иначе расплескало бы мои кишки по округе. Почему-то этот дебильный поступок с попыткой геройского самоподрыва вызвал нешуточный ажиотаж среди моих коллег по наемническому цеху. Каждый встречный считал своим долгом похлопать меня по плечу и высказать, какой я герой. В итоге на плече образовался нехилый такой синяк размером с Красноярский край!

В общем, позиции мы отбили и отделались вполне легкими ранениями и контузиями. У меня и у Сереги – пара глубоких царапин, несколько ушибов и легкие контузии, Гарик сломал ребро и повредил ногу, Керчь получил сквозное ранение в плечо, кость была не задета, пуля прошла вскользь, и, по сути, это была глубокая царапина. Петрович вообще отделался легким испугом и порванными на жопе штанами. Зато в том бою мы положили восемнадцать бойцов противника, а может, еще больше: там некоторых разорвало на части, и было не понять, это останки одного человека или нескольких.

С поля боя собрали неплохие трофеи: американские и немецкие штурмовые винтовки М-4А1 и G36, пулеметы МG3, знакомый уже нам бельгийский «миними» и крупнокалиберный «Браунинг М2». Были еще ручные гранаты, пара РПГ-7 с десятком выстрелов, ну и всякая мелочь: ножи, разгрузки, фляги, аптечки.

Я когда увидел МG3, глазам своим не поверил, как будто трофеи Отечественной войны разглядываю – натуральный немецкий пулемет «пила Гитлера»! Правда, разбор трофеев был намного позже, через пару часов после боя, когда мы оклемались от ранений.