Добролюбов

Начало собраниям кружка положил один случай, о котором рассказывает в своих воспоминаниях Шемановский. Студенты имели обыкновение курить, выпуская дым в печную трубу (курение в институте преследовалось). Труба поэтому была переполнена окурками. Однажды перед самым рождеством инспектор Тихомандритский, зайдя в комнату, где жили студенты, заглянул в трубу и, увидев окурки, возмутился, наговорил грубостей. Оскорбленные студенты решили пожаловаться директору. Добролюбов принял в этом горячее участие (хотя он не курил и упреки инспектора к нему не относились). Он сам написал жалобу и сам же вместе со студентом-математиком Тарановским подал ее Давыдову. В результате студенты получили возможность узнать подлинный характер своего «отца» и начальника. По обыкновению заверив студентов в своей отеческой любви, Давыдов тут же потребовал выдачи зачинщиков, грозя в противном случае исключить из института двоих, подававших прошение, то есть Добролюбова и Тарановского.

История продолжалась несколько дней. Давыдов обещал прощение, если виновные сознаются, и угрожал наказанием, ссылкой в уездные учителя в случае упорства. Студенты уже знали: стоит только Давыдову захотеть, и любой из них мог оказаться уездным или приходским учителем где-нибудь в далекой Якутии. Незадолго до случая с окурками, профессор французской словесности пожаловался директору на одного студента, не приготовившего вовремя перевод. Давыдов раскричался в присутствии целого курса и, обращаясь к виновному, закончил свою речь так:

— Если еще будет хоть одна жалоба, я тебя пошлю туда, куда ворон костей не заносил.

Словом, шутки с директором были плохи; и Добролюбов с Тарановским решили признать себя зачинщиками «истории». После этого студентам всего курса пришлось объясниться с инспектором и принести ему извинения за «обиду».

Это было первое столкновение Добролюбова с администрацией, показавшее его решимость и вызвавшее искреннее уважение к нему студенчества.

* * *

История с окурками не прошла бесследно для студентов, она дала им ощущение своего достоинства и помогла сплотиться вокруг Добролюбова. С этого времени студенты и начали изредка собираться вместе.

Строго секретные собрания происходили у Паржницкого и Сидорова, по разным причинам вышедших из института и живших на частных квартирах. Собирались также у знакомых студентов Медицинской академии и Петербургского университета, например у Василия Ивановича Кельсиева, будущего эмигранта и сотрудника Герцена. Первоначально обсуждались вопросы, главным образом бытового и религиозного характера. Те, кто уже освободился от традиционных «верований», пытались повлиять на своих более отсталых товарищей, — среди них было много таких, которые «в простоте сердечной считали эти вопросы неприкосновенными, им трудно было расставаться с привычными заблуждениями, вошедшими в плоть и кровь.

В кружке велась активная работа воспитательного характера, причем главная роль в этом деле принадлежала, конечно, Добролюбову. Сциборский отмечает, что он обычно применял разумные и неотразимые доводы, но особенно успешно действовал в тех случаях, когда ему приходилось прибегать к насмешке: от нее негде было укрыться, она не щадила противника, если речь шла о серьезных вопросах, об убеждениях. В то же время даже люди, не соглашавшиеся с Добролюбовым, боявшиеся его смелых выводов, после спора сохраняли самое искреннее уважение к нему. «Всякий, соприкасавшийся с ним, — говорит Шемановский, — чувствовал то освежающее действие, ту пробудившуюся любовь к честному и скромному труду… которые заставляли смотреть на мир светлыми глазами, побуждали действовать, а не терять времени в напрасных сетованиях и бесполезном отчаянии».

Очень скоро интересы кружка переменились, вопросы нравственно-религиозного характера уступили место вопросам политическим. Иначе и не могло быть: как ни стремилось начальство оградить студентов толстыми стенами института от всяких веяний окружающей жизни, однако жизнь, властно брала свое, вовлекая молодых людей в круговорот событий, происходивших в русском обществе. Среди разных слоев населения росло недовольство политикой правительства, терпевшего поражение в Крымской войне. Глухо волновалось крепостное крестьянство, повсюду вспыхивали мятежи. Все это накладывало свой отпечаток на состояние русской общественности и культуры. Серьезные процессы происходили в литературе, все более глубоко проникавшейся мыслями и чувствами людей труда. Формировались кадры новой, демократической интеллигенции, выступавшей от имени народа.