Доброе дело

После этого взялись за гонорар Оленьки. Как объяснил Смирнов, изографам он платит от одиннадцати до двадцати пяти рублей за рисунок, а больше не может, потому как основные затраты на подготовку рисунков к печати уходят на выплаты гравёрам. Поскольку доход от книги ожидается немалым, Иван Фёдорович предложил Ольге Андреевне ставку в двадцать рублей, а известие о том, что в книге будут напечатаны все двадцать шесть представленных моей сестрицей рисунков, помогло нам с ней это предложение принять и таким образом гонорар Оленьки составил пятьсот двадцать рублей, и при нынешней средней ставке процента по вкладам примерно в четыре процента Оленька на своё шестнадцатилетие получит примерно шестьсот рубликов. Неплохая такая прибавка к будущему приданому, очень неплохая. А ведь я собираюсь издать у Смирнова ещё как минимум три книги, и кто, как вы думаете, будет их иллюстрировать? Ну а что, выдать Оленьку замуж за какого-нибудь купца мы уже никак не сможем, для царевниной названой сестры такой брак невместен, и подходящую партию придётся искать среди московского дворянства, потому как отягощать себя родством с меньшими боярскими родами нам тоже ни к чему. А раз так, то и приданое у Ольги Андреевны должно быть солидным…

Все эти дела, безусловно, важные как для меня самого, так и для нашей семьи и для всего рода, не заставили, однако, меня забыть о розыске по отравлению отставного палатного советника Гурова, и разобравшись с семейно-денежными вопросами, я отправился в Елоховскую губную управу. Чем, интересно, порадует меня Борис Григорьевич?

Глава 19. Все и всё против одной

— Всего в Москве отыскалось сорок семь Ладниковых мужского пола, — в голосе Шаболдина чувствовалась вполне оправданная гордость за проделанную работу, — но вашим, Алексей Филиппович, условиям отвечает из них только один. Харитон Еремеев Ладников, сорока трёх лет от роду, православного вероисповедания, мещанин, четырнадцать лет назад унаследовал от отца кондитерскую лавку в Карманицком переулке, нумер третий. Как раз напротив дома отставного подполковника Кирилла Сергеевича Павельева, дочь коего Ольга вышла замуж за Фёдора Захаровича Гурова.

— Опять, значит, Ольга Кирилловна, — вырвалось у меня.

— Опять она, — подтвердил пристав.

М-да, мысль о том, что в деле слишком много стало Ольги Гуровой, в мою голову уже приходила, и в очередной раз пришлось убедиться, что не зря. Но что-то ничего Борис Григорьевич не сказал о поисках продавцов и покупателей зелий и снадобий… Что ж, я и сам могу спросить, от меня не убудет.

— Тут пока что ничего, — помрачнел Шаболдин. — Впрочем, не всех ещё удалось отыскать и допросить. Быть на виду людишки эти, как вы понимаете, не любят.

Не любят, да, тут пристав опять прав. Если и мне оно понятно, то он-то эту публику куда лучше знает. Впрочем, лучше знает он и как их искать, так что, думаю, со временем разыщет и допросит. Хотя дадут нам те допросы что-то новое или нет, это по-всякому выйти может.

— Ваше благородие! — в кабинет вошёл губной стражник в чине приказного. — К вам Ангелина Павловна Гурова!

Мы удивлённо переглянулись. Чего-чего, а визита вдовы после прояснения с нею всех вопросов ни Шаболдин, ни я не ждали.

— Проси немедля! — первым опомнился пристав. Приказный вышел, но уже через несколько мгновений дверь кабинета вновь открылась, пропуская бывшую актрису. Лёгким шевелением пальцами Шаболдин дал знак маячившему за её спиной стражнику и тот закрыл дверь, оставив нас в кабинете втроём.

— Приветствую, Ангелина Павловна! — удивление своё пристав, похоже, решил скрыть за показным радушием. — Позвольте полюбопытствовать, что привело вас к нам?

— И я рада приветствовать вас, господин старший губной пристав, и вас, Алексей Филиппович, — вдова порадовала нас изящными полупоклонами. — Вот зашла уведомить о перемене адреса проживания.

— В дом Нифонтова на Ирининской перебрались? — деловито осведомился Шаболдин.

— Да, — подтвердила вдова. — И ещё…

— Вы, Ангелина Павловна, присаживайтесь, — заинтересовался пристав. Не он, впрочем, один, мне тоже стало жутко интересно, что последует за этим «ещё». — Так что, говорите, ещё у вас?

— Я вас просила не говорить родным Захарушки про облигации, — извиняющимся голосом напомнила она. — И Алексей Филиппович мне передал, что вы, господин старший губной пристав, любезно пошли моей просьбе навстречу…

Ангелина Павловна замолкла, состроив недовольное, скорее, даже обиженное лицо. Ох уж, эти мне театральные приёмы! Вот что, хотелось бы знать, за этакой драматической паузой последует?

— Однако же вчера у меня случился неприятнейший разговор с Ольгой Кирилловной, — при упоминании снохи покойного мы с Шаболдиным опять переглянулись. Во взгляде пристава читалось нечто не очень хорошее, подозреваю, что и он у меня увидел примерно то же самое. — И она о тех облигациях знает! — выпалила вдова.

— Вот как? — насторожился Шаболдин.

— Да! — Ангелина Павловна аж голос повысила. — Она мне безобразный скандал устроила, даже не возьмусь её слова повторять!