— Алексей Филиппович представляет в деле интересы его высочества царевича Леонида Васильевича, — добавил мне важности Шаболдин, когда мы снова уселись. — Я, Василий Захарович, перескажу Алексею Филипповичу суть вашего ко мне обращения, если вы не возражаете, — продолжил пристав, — а вы добавите, если я что-то пропущу.
Поручик не возражал, и Шаболдин принялся рассказывать:
— Василий Захарович получил вот такое письмо, — пристав протянул мне через стол лист бумаги, я взял и уткнулся в него глазами. Так, присяжный поверенный Илья Никитич Ладников, Москва, Даев переулок, нумер пятый…
Хм-хм-хм… Как-то не шибко убедительно оно смотрелось, даже с обязательными витиеватой подписью и гербовой печатью. Совсем не убедительно, чего уж там.
— Прибыв в Москву и явившись по указанному в письме адресу, Василий Захарович нашёл там частный дом, хозяин коего, отставной генерал-поручик Рясский, ни о каком Ладникове не слышал, как не слышал о нём и никто из соседей, — поведал Шаболдин. — Я уже проверил, домом по названному адресу владел ещё покойный отец генерала Рясского, а ни одного Ладникова в государевом реестре присяжных поверенных никогда и не числилось.
М-да, чудные дела тут у нас происходят… Я снова посмотрел злополучное письмо. Обычный каллиграфический почерк хорошо обученного писаря, качественная бумага, вот печать — та да, подкачала, видно, что не настоящая. То есть мне видно, а вот поручик Гуров с такими тонкостями, должно быть, не сильно знаком. Хотя… Что-то в письме было не так. Я проглядел его ещё раз, уже более внимательно, но пусть ощущение некой неправильности письма никуда не делось, понять, что именно тут неверно, у меня не вышло.
— Что скажете, Василий Захарович, правильно я изложил? — поинтересовался у поручика Шаболдин. Младший Гуров правильность изложения ожидаемо подтвердил. Ну да, у них-то всё правильно…
Дальше пристав спросил поручика, где того искать в Москве, ежели он ещё понадобится, получив опять-таки ожидаемый ответ, что в отцовском доме, после чего Василия Захаровича Шаболдин отпустил, а я, сами понимаете, остался.
— А вы, Алексей Филиппович, что скажете? — обратился пристав ко мне. — Кто, по-вашему, так нехорошо подшутил над поручиком?
— Не уверен я, Борис Григорьевич, что это шутка, пусть и скверная, — ответил я. — И боюсь, не для Василия Гурова она предназначена, а для нас с вами.
— Поясните, — предложил Шаболдин.
Вот кто, спрашивается, тянул меня за язык?! Сам ещё не успел всё обдумать, ляпнул, что первым в голову пришло, а теперь изволь, понимаешь, ещё и пояснять. На помощь неожиданно пришло предвидение, подсказав, каким, скорее всего, будет продолжение у этого совсем не безобидного розыгрыша.
— Я так понимаю, Борис Григорьевич, Василия Гурова выманили в Москву, чтобы подсунуть его нам в качестве подозреваемого, — что это какой-то вздор, я, разумеется, понимал и сам, но раз ничего иного предвидение всё равно не подсказало, будем на ходу искать объяснение тому, что есть.
— Да какой же из него подозреваемый? — удивился Шаболдин. — Его же в Москве не было, у меня о том бумага от полкового командира!
— Вот попомните мои слова, Борис Григорьевич, на днях окажется, что какая-то возможность повлиять на события в доме у Василия Гурова всё-таки имелась, — только и смог сказать я. — Просто иначе никакого смысла вытаскивать его в Москву и вправду не нашлось бы.
— Может, и так… — Шаболдин призадумался. Было над чем подумать и мне — хотя бы над тем, что на самом деле означает столь неожиданная и столь бессмысленная подсказка от предвидения.
— Может, и так, — повторил пристав и продолжил: — Но тогда это на самом-то деле укажет на Фёдора и Ольгу Гуровых!
— Почему? — настала моя очередь удивляться. Нет, что пристав подозревает именно их, я не забыл, но какая тут связь?
— Потому что только они у нас остались под подозрением, а явление Василия Гурова как раз от них нас и должно отвлечь! — торжествующе заключил Шаболдин.