Доброе дело

— Устроим ей с Погореловым очную ставку, — продолжал Шаболдин блистать розыскной премудростью. Очевидность такого решения совсем не умаляла его верности. — В Минск я тоже напишу, пусть пришлют, что у них там по Красавиной. А потом поглядим, что и как, — бодро закончил он.

— У вас-то, Борис Григорьевич, какие новости? — я решил, что пора и приставу со мной делиться.

Новости у Шаболдина имелись. Он выяснил, что следить за тем, чтобы графин с водой в спальне Гурова к моменту отхода его ко сну был всегда наполнен, входило в обязанности Смиглого. Днём воду в графине могли пополнять и горничные, но вечером Смиглый выливал всю остававшуюся в графине воду и наполнял его заново. Похоже было, что яд в графин добавили ночью, причём уже после того, как Гуров хотя бы раз отливал воду из графина в стакан — иначе бы в графине просто не хватило места для того количества яда, каковое, как высчитал губной прозектор, убило Гурова. Вероятность того, что часть воды из графина убийца вылил, Шаболдин считал малой — в самой спальне вылить воду было просто некуда, а заходить в имевшийся там хозяйский ватерклозет означало бы для отравителя лишнее время на месте преступления и проистекающий отсюда повышенный риск быть замеченным. Проще всего добавить в воду яд было бы, конечно, самому Смиглому, но обсудив такое предположение, мы с приставом его отвергли. Да, со смертью хозяина Смиглый получал сколько-то по завещанию, скорее всего, те же триста рублей, что Гуров завещал ему раньше, но, во-первых, знал сам слуга о том или нет, установить невозможно, а, во-вторых, гибель Гурова влекла за собой и немалые неприятности для Смиглого — под вопросом оказалось сохрание им места в доме, а в его года искать себе новую службу не так-то и просто.

Оставался ещё вопрос, кто подкинул яд Погорелову, но тут нам с Шаболдиным пришлось признать, что в этом мог отличиться вообще кто угодно — в суете вокруг внезапного недуга Гурова, вызова врача и смерти хозяина дома заскочить незамеченным в гостевую комнату труда никому не составило бы.

Так или иначе, розыск по убийству отставного палатного советника Гурова на месте не стоял. Шаболдину и мне удалось раскопать сведения, которые в конечном итоге должны привести нас к раскрытию дела, мы с приставом имели ясное представление о том, как этими сведениями распорядиться для добычи сведений новых, более полных, ожидалось получение ответов на запросы Шаболдина в Московскую и Минскую городские губные управы. И до прихода этих ответов от меня по розыску ничего пока что не требовалось, так что я со спокойной совестью мог заняться другими своими делами.

Первым из этих дел стал поход к издателю Смирнову, с которым меня познакомил князь Белозёрский, когда шла подготовка к изданию «Слова о полку Игореве». Несколько рассказов о войне со шведами я посчитал готовыми к обнародованию и решил договориться со Смирновым об их издании. Рассказы, увы, пойдут без иллюстраций — объяснить Оленьке, никогда, слава Богу, войны не видевшей, что и как надо тут изображать, я даже не попытался ввиду полной бесполезности такого занятия. А ещё я по здравом размышлении отказался от идеи написать о поиске Бессонова — «Усть-Невского маньяка», посчитав неправильным выдавать публике исключительно свой собственный взгляд на происходившее, пока живы и здравствуют многие участники этой истории. Записки сделал, больше для себя самого, чтобы потом не забыть какие-то моменты за давностью, потом когда-нибудь приведу их в порядок и, глядишь, издам в виде мемуаров… Зато определился со сказками, и как только будет свободное время, напишу их быстро.

Иван Фёдорович Смирнов, полный краснолицый господин лет пятидесяти с признаками явного нездоровья в наружности, за дело взялся основательно. Пролистав лежавшие в укладке рассказы, выбрал самый из них короткий, «Кошкин Дед», и испросил моего дозволения прочитать его прямо сейчас. Получив просимое, он предложил мне угощение в виде кофе со сладостями и принялся читать.

— Замечательно, Алексей Филиппович, просто замечательно! — отложил Смирнов рукопись. — Вы не станете возражать, если рассказы ваши я напечатаю небольшими дешёвыми книжками? Дело в том, что ко мне обратилось Общество по распространению в народе книжного чтения и заказало отбор действительно хороших и при том небольших произведений, чтобы их чтение было простым людям в интерес и пользу, одновременно не вводя в большие траты. По крайней мере, рассказ про Кошкина Деда я нахожу более чем подходящим под такие условия. Но, разумеется, я опубликую ваши рассказы и в «Русском слове», уверен, они и там не потеряются.

— Никаких возражений, Иван Фёдорович, — согласился я. Согласился, чего уж там, с удовольствием — журнал «Русское слово» чрезвычайно популярен среди русской читающей публики, и публикация в нём — своего рода знак качества. А уж крупный тираж для массового простого читателя — это просто мечта любого автора.