Добродетели (ноябрь 2008)

Точечными, ювелирными, едва заметными глазу среднего выпускника средней школы хирургическими вмешательствами Авдотья Андреевна превратила Базарова в зазвонистого хама, фанфарона и ерника, жадного до азартных игр и мелких подростковых удовольствий типа пукнуть в церкви. Того самого «прощелыгу», как аттестовал его страж бонтона лакей Прокофьич. Любые подробности, заставлявшие хоть на секунду усомниться в глубинной пользе и человеческой значительности вполне себе захудалых господ Кирсановых, были аккуратно сцежены марлечкой и слиты на двор собакам. Весь тургеневский сарказм в адрес новой моды на либеральных околоточных (роман опубликован ровно через пять месяцев после отмены крепостного права) был в целости и сохранности отписан автору обратно, несмотря на заведомую нестесненность в метраже. Любые же шпильки в адрес незваного гостя умело заострены, закалены и заточены, а где их недостает, приходит черед бесстыжей отсебятины, облегченной тем, что режиссер, как известно, перу не чужд.

Книжный Базаров носил бакенбарды и курил трубочку, что неизбежно придавало его облику основательности - совершенно неуместной в контексте сословной критики. Киношный Базаров космат, бородат, в исступлении похож на Распутина и с подростковой показушностью смолит папироски. С порога кирсановского дома он через полкомнаты швыряет лакею макинтош и даже не дает себе труда приподняться и ответить на приветствие брата хозяина (у Тургенева все наоборот: «ПП слегка наклонил свой гибкий стан, но руки не подал, а положил ее обратно в карман»). За столом урчит, чавкает, с бульканьем всасывает из кофейника жижу и только что не сморкается в скатерть. Врачебные его кондиции немедленно подвергаются сомнению, советам попрактиковаться на тараканах и даже после извинений осадочек остается (у Тургенева: «с Митей сделались судороги; он просидел часа два и помог ребенку»). Многие прогрессистские подвизгиванья Аркадия переданы Базарову, и даже неясно, отчего такой хороший мальчик связался с таким плохим мальчиком. Взгляды его обрывочны, многократно купированы, а в куцем виде отдают невзоровщиной. Стоит ли удивляться внезапному преддуэльному пассажу Петровича: «Ты помнишь, как умер Сулла? Его заели вши». Базаров - вошь, и поступать с ним надлежит соответственно: дустом.

Что до Павла Петровича, то из романа ловко вымараны все детали, как-то омрачающие светлый лик этого праздного отставника со вздорным характером. Все его «лаковые полусапожки», «фески с небрежно повязанным галстучком», «позвони-ка, брат, мне пора пить мой какао» и клетчатый пиджак под белые панталоны, в которых он является на дуэль (в картине все наоборот: на нем строгая черная пара, а Базаров как раз в белых лосинах и белом же картузе). С первых кадров, с титульного романса «И все отдать, что было и будет, за сон души, за сон души» твердо указано, кто здесь выразитель, хранитель и отец родной, а кто сорняк, чертополох и верблюжья колючка. Довольно и того, что исполнитель роли, батюшка Авдотьи Андреевны, Андрей Сергеевич ровно на 22 года старше сво-его персонажа - что заведомо компрометирует Базарова: связался пижон со старцем. В сцене вызова базаровские слова «Вам нисколько не нужно оскорблять меня - оно же и не совсем безопасно», будучи обращены к 45-летнему отставнику, звучат достойным предупреждением скорому на побои феодалу. Они же в адрес 67-летнего дедушки с дрожащими от волнения губами откровенно малопристойны.

После яростных и ядовитых споров антагонистов из памяти обычно ускользает причина дуэли. Спроси первого встречного, за что дрались Базаров с Кирсановым, ответит: за нигилизм и святотатство. А вот дудки. Дрянь-материалист Базаров лез лапаться к Феничке, под-разумевая, что ягодка сорвана и всей птичке пропасть - сие правда. Только вот Смирнова взяла и облегчила сюжет на все перепалки, заслонившие подлинную причину. Нет там спора об общине и семье, в котором нигилист раскатывает визави под орех, крайне впроброс дана фраза, что «все акционерные общества лопаются единственно оттого, что сказывается недостаток в честных людях».

С чего бы?