Добро. Вторая часть

Я посмотрел на мерцающую точку. Она словно ждала меня, увеличившись в размерах. Подобно тому холсту, из моих воспоминаний, она позволила мне рисовать. Я окрасил ее невиданными цветами. Какая-то неведомая сила возродилась в ней. Ее пульсация усилилась. Движение возобновилось. Можно сказать, возродилось с новыми силами. Точка двигалась под моим пристальным взглядом, оставляя после себя шлейф из красок. Когда она остановилась на миг, позади нее озарялась симпатичная линия. Еще скромная, и неловкая. Тогда точка продолжила свое движение, только в обратном направлении, отматывая назад каждый свой шаг.

Я нарабатывал практику художника, превращая черновик в шедевр.

Серое и глухое пространство, теперь разбавляли линии, пока одинокие и самобытные. Но уже чувствовалось приближение цельного творчества.

Когда я соединил линии, пространство ожило. Оно стало дышать и двигаться. Все вокруг было разноцветным, веселым, и кричащим во всеуслышание.

В момент сотворения мной творчества, я не испытывал воспоминания. Во мне не было ничего земного. Именно поэтому, пространство наполнилось новыми красками, новыми силуэтами, формами, и даже жизнью. Странный ландшафт раскрывал мою новорожденную душу. Это была поэзия в чистом виде.

Странные растения, странная планета, необычные сущности. Непонятные водоемы, с сыпучей жидкостью. Здания в виде гор с пещерами. Пустыня превратилась в красивую и волшебную массу из песка. Нет, не как в земной пустыне. Он не собирался от ветра в барханы. Здешний песок имел свою собственную силу. Свое намерение. Разум. Он легко лепил сам из себя целые города, небольшие миры, делящиеся на еще более маленькие миры.

– Большое тебе спасибо! – Сказал голос.

– И я тебя благодарю! – Ответил я.

Я ясно знал, что этот голос не был прежним. Мной, эхом, мыслью, или кем-то другим. Теперь со мной разговаривал новый мир.

Я слышал ритм его жизни. Я слышал его жизнь. Дыхание, биение сердца. Все было иным, но с тем же осознанием.

Первый раз в жизни, я почувствовал свою любовь к своему творению.

Мне не нужно было чье-то одобрение. Заискивание благодарности. Я не стремился показать, сказать, донести. Я творил, и мое творение сотворяло любовь к нему. Творение творило меня!

Я посмотрел на огромное здание, которое сильно отличалось от нового мира. Возможно, я даже рассмеялся. Хотя, я чувствовал в нем мощную изюминку. Как бы оно не выглядело, но оно несло в себе сильный посыл волшебства, необычности.

Складывалось такое впечатление, что это здание стояло здесь всегда. Даже, до сотворения нового мира. Будто бы оно явило меня сюда. Или может быть на землю, а потом, оттуда в новый мир. Мне казалось, что этот дом – источник вдохновения. Некий портал. Родоначальник моей мысли. Меня.

Я осознавал, что это лишь визуальная структура информации о нем. Тень из света, как мое тело в этом новом мире. – Восприятие, через отражение!

Пустота должна что-то нарисовать, чтобы увидеть руки творца. Пустота рисует, чтобы увидеть себя. А именно, познать себя. Воспринимать. И наконец – существовать!

Я не зря обратил свое внимание на дом. Меня беспокоило его покрытие. Серые лепестки роз скучали без моего внимания.

– Пора сделать косметический ремонт! – Сказал я, расплываясь в улыбке.

Я начал водить взглядом по лепестку, по одному из тысячи. Но он не принимал радужный цвет. Тогда я захватил сразу несколько лепестков, концентрируя свое внимание. Без результата. Я пробовал снова, и снова. Ничего не выходило. Через какое-то время, а может быть, через целую вечность, я тряс своим восприятием, брызгая лишь слюной, образно выражаясь. Я обошел дом со всех сторон, повторяя манипуляции горе маляра.

– Что я делаю не так? – Взмолился я здешнему богу.

Но здесь кроме меня, никого не было. Поэтому, я не получил ответ.

Я попытался подпрыгивать и рисовать. Лепить из песка сооружения, на которые забирался, и на вершине исполнял свой танец художника. Все тщетно.

Я ловил разных существ, которых недавно создал, объяснял им, как нужно летать. Мы проводили нескончаемое время на наших уроках. Общались, веселились, уставали и отдыхали. Когда мои питомцы были готовы к полету, я нарекал их художниками. Показывал, что нужно делать. И они, как моя точная копия, водили своими головешками по стенам здания. Наверно, я больше смеялся, чем получал, хоть какой-нибудь результат.

– Вот действительно, – сказал я, забавляясь со своим питомником, – цирк уехал, а клоуны остались. Причем главный клоун, это я.

Если честно, я понимал, что существа не до конца осознавали, что я от них хочу. Все разумное, что в них было, передал им я. Но я не мог передать знания, которые на практике, сам не мог освоить.

В конце концов, все расползлись. Именно расползлись. Как только я отстал от них, они тут же, и про полеты забыли. Словно, есть задача, есть полет. Нет, значит и надобность исчезает. Хорошо, что это все меня забавляло. Во мне теплилась лирика. Она-то мне и не давала унывать.