А потом он запел. Не заорал в железное ведро, а именно запел. Запел так, что Лола забыла, как дышать. И не она одна. Ей не верилось, что это могучий поток звуков, который пронесся ураганом над головами публики, а потом заворожил и взял в плен весь зал, способен произвести один человек. И этот человек, как когда-то Аттила, покорил всех, забрал под свою власть. А потом, в самом финале, к нему подошли две модели с тонкими бокалами в руках. И бокалы эти на финальных нотах хрустальным дождем осыпалась из пальцев на подиум. Дягилев в одно движение подхватил обеих девушек на руки и замер.
Лола вздохнула. И констатировала тот факт, что сидеть тут дальше бессмысленно. Перезагрузки мозга не произошло. Все ее мысли по-прежнему там, на показе, с этим чертовым Дягилевым. И она достала телефон.
Так и есть. Вся лента пестрит одним и тем же фото: Дягилев с двумя моделями на руках, всегда невозмутимые девушки широко улыбаются, а у его ног блестит осколками хрусталь. Да уж, в этот раз Ди Мауро превзошел сам себя. И Лола отправилась искать свою команду. Наверное, они уже перебрались в соседний зал, где проводился послепоказный фуршет.
Но проходя по уже практически опустевшим служебным помещениям, Лола вдруг услышала звуки гитары. А потом смех. И пение.
Так. Неужели это снова Феденька шалит? Мало ему славы?!
В помещении, где еще несколько часов назад кипела работа – красили и причесывали моделей - среди зеркал, ламп, фенов, кистей и прочих атрибутов работы визажистов и стилистов, в компании дюжины девушек и одного Ди Мауро, как победитель на завоёванной территории, действительно расположился Фёдор Дягилев.
Черный парик он снял, меховую шкуру – тоже. И грим смыл. Но рубаха, пояс с огромной пряжкой и замшевые штаны на нем были те же, что и на показе. Вокруг, на столиках тут и там стояли бутылки с вином. А еще были бокалы – не только на столиках, но и в руках. Кажется, Лола даже почувствовала запах сигаретного дыма, но это все же вряд ли. Дягилев расположился на стуле в окружении десятка моделей. Элинор Муди сидела рядом, на столе, положив руку ему на плечо, Розина Пати с другой стороны практически закинула свою бесконечную ногу ему на бедро, а Сара Пти, если бы могла – села бы ему на колени. Но там была гитара. И он играл на ней. И пел. Точнее, мурлыкал. Что-то смутно знакомое. Очень смутно, словно давно забытое. И по-русски.
Трам-пам-тара-дара-дам, – затянул нестройный международный женский хор.
На последних словах Дягилев заметил Лолу. И дальше пел, глядя только на нее, стоящую в дверях.
Лола поймала себя на том, что отбивает ногой незамысловатый ритм припева и скоро начнет подпевать. А Дягилев продолжал мурлыкать.
Последний припев она спела со всеми. Но к бурным аплодисментам не присоединилась. Как и к не менее бурным поцелуям. Только тут Лола заметила, что Дягилев, смыв собственный грим, уже успел порядочно измазаться в помаде. Ну лис же! Лис в курятнике! Или кот. Наглый кот, слизавший хозяйскую сметану!
Дягилев взял протянутый ему бокал - и отсалютовал им Лоле, не переставая сыто, довольно, по-кошачьи улыбаться. Лола вытащила из-за спины руку и вернула ему жест. В пальцах ее была зажата припрятанная в сумочку еще до начала показа банка «Гиннесса». Когда Лола ее туда клала, пиво было ледяным, а сейчас – едва прохладным, и ей пришлось ловить языком полезшую пену. А потом она пила пиво – конечно, не совсем холодное, но все равно чертовски вкусное, смотрела на то, как Дягилев воркует с моделями, и думала о том, что этот самоуверенный и самовлюбленный тип имеет полное право себя так вести. И что он все же непозволительно хорош, просто великолепен. Во всем.
- Тео, малыш, поверь, мне очень жаль. Хочешь, я поговорю с ней?
- Нет. Я хочу, чтобы ты объяснил мне, какого черта Ингер все-таки заплатила мне!
- Она заплатила мало? Так, погоди, я проверю, но там все было, как мы догова…
- Сол! - зарычал Фёдор. – Мы с ней договаривались, что не будет никаких денег!
- Но так не делают, Тео… - растерянно пробормотал импресарио. – Ты выполнил работу, тебе должны за нее заплатить…
- Сол! – теперь Дягилев уже взревел.
- Хорошо-хорошо, я поговорю с синьорой Ингер.
- Я сам с ней поговорю! - рявкнул Фёдор и отключился.