— Оставь в покое тупую сучку. Ты и без того уже меня разочаровал — для чего тебе вообще было разговаривать с ней? Хотя, думаю, это можно было предвидеть. Но теперь хватит, больше никаких разговоров. Ты меня понял, Линкольн? Еще один твой визит в этот дом — и у тебя появятся такие проблемы, что даже я не разгребу.
Несколько минут вокруг стояла тишина. Потом он поднялся, я слышал и даже чувствовал, как он расхаживает у меня за спиной. Несколько капель дождя скатились по щеке, ветер понемногу усилился и теперь дул, не переставая, и я уже дрожал всем телом.
— Так что тебе говорил сын Джефферсона? — внезапно снова спросил он.
Я поерзал, колени у меня затекли, все тело из-за невозможности изменить позу начало болеть.
— Ничего он мне не сказал, во всяком случае, ничего такого, о чем я уже не рассказал.
— Он знал, что его ждет. Поэтому-то он так и поступил. Ему сказали то же самое, что сказали его отцу: что даже могила покажется ему уютной и желанной, а парнишка не унаследовал ни отцовской заносчивости, ни его тупости. Он-то сразу мне поверил. И он знал, что не в его силах остановить то, что на него надвигается.
Снова наступила тишина. А потом он вновь заговорил:
— Хорошо. Что ж, хорошо.
Хорошо, значит, сумасшедший ублюдок удовлетворен наконец. Похоже, он собирается меня отпустить. Это было последнее, о чем я успел подумать, прежде чем он нанес мне еще один сокрушительный удар, от которого, как мне показалось в тот момент, моя голова разом отделилась от туловища. А после этого окружающий мир второй раз перестал для меня существовать.
Я очнулся лежащим в кабине моего же собственного пикапа, который все так же мирно стоял на парковке перед моим домом. Я застонал, боль, от которой моя голова готова была вот-вот лопнуть, волнами расходилась по всему телу. Сцепив зубы, я попытался подняться. И земля, и небо кружились вокруг меня в какой-то безумной пляске. Я бессильно привалился к сиденью, облизал ссохшиеся, покрытые кровавой коркой губы и принялся ждать.
Стенка кузова оказалась вдруг немыслимо высоко, а от земли меня как будто отделяли целые мили. Едва я коснулся ногой тротуара, коленки у меня моментально подогнулись, и если бы я не уцепился в последнюю минуту за дверцу, то рухнул бы на землю без сознания. Какое-то время я просто висел, пытаясь прийти в себя. Может, пять минут, может, десять. Я часто, неровно дышал, осторожно втягивая в себя воздух, а попутно старался хоть как-то приглушить гудящий в моей многострадальной голове колокольный звон, от которого череп готов был каждую минуту лопнуть.
Ключи по-прежнему лежали у меня в кармане. Я кое-как подцепил их негнущимся пальцем, отпер дверь и потащился по лестнице к себе наверх, с трудом карабкаясь на каждую ступеньку и держась рукой за стену, чтобы не упасть. До квартиры я добрался, но пришлось отпирать еще одну дверь, а это потребовало дополнительных усилий. Когда мне наконец удалось, спотыкаясь на каждом шагу, вползти в прихожую, я чувствовал себя так, будто преодолевал последний отрезок дистанции во время соревнований по триатлону. Конечно, если можно проделать всю дистанцию на собственном черепе. Покачнувшись, я ввалился в ванную, зажег свет и уставился в зеркало.
— Мать твою! — просипел я.
В крови было не только лицо, но и шея, а кожа по сравнению с ней казалась зеленовато-бледной, как у выходца с того света, — в жизни своей ничего подобного не видел! Шипя от боли, я кое-как умылся холодной водой, но когда промокнул лицо белым полотенцем, то оно моментально покраснело от крови. Правда, когда мне все-таки удалось окончательно смыть с себя кровь, выяснилось, что дела обстоят совсем не так плохо, как мне показалось с первого взгляда. Конечно, разорванная губа кровоточила, но ничего серьезного с ней не произошло, так, глубокий внутренний порез. Конечно, неплохо было бы наложить несколько швов, да и проверить, нет ли у меня сотрясения мозга, тоже не помешало бы. Не знаю, чем он шарахнул меня по голове — полицейской дубинкой или, может быть, кастетом, — но голова просто раскалывалась на части, будто меня хорошенько отделали бейсбольной битой.
Я осторожно потрогал затылок и тут же нащупал две огромные шишки, набухающие прямо на глазах, обе с правой части головы. Отыскав в шкафчике бутылочку с ибупрофеном, я отвернул крышку, вытряхнул две таблетки в рот и запил их водой прямо из-под крана. Но не успел я протолкнуть их в горло, как они моментально рванулись обратно. Рухнув на колени, я едва успел наклониться над унитазом, как меня вывернуло наизнанку. Потом я скорчился на полу, хватая воздух широко открытым ртом, и прижался лбом к холодному кафелю. Боль как будто немного стихла. Полежав так несколько минут, я сделал еще одну попытку пропихнуть в себя ибупрофен — на этот раз, к счастью, она увенчалась успехом. После этого я поплелся на кухню, насыпал полную миску кубиков льда, поставил миску на диванную подушку, улегся и сунул в лед голову.