Добрая фея короля Карла

Едва король приехал, Жанна рассказала ему обо всем, что произошло (помня, разумеется, о клятве). Карл вызвал к себе Содона и сурово отчитал его за самоуправство. После этого он объявил монаху приказ понтифика немедленно вернуться в Авиньон, прекратив всякую деятельность в Париже, где, как и уверял ранее Урбан V, нет и не может быть еретиков. Содон, понурившись, вернулся. Услышав о Божьем суде, папа обрушил на голову инквизитора громы и молнии, вслед за этим обвинив его в смерти наследника французского престола. Содон перепугался. Папа велел заточить его в тюрьму, где монах просидел пять лет. Оттуда он так и не вышел. Он умер, не дожив до освобождения несколько месяцев. Поговаривали, что его не то отравили, не то уморили голодом. С тех пор, во всяком случае в правление Карла V и его сына, инквизиторы в Париже не появлялись.

Глава 24 Прощальная песнь старого леса

Гастон и Эльза жили теперь в двухэтажном особняке близ отеля Руа де Сисиль (бывший дворец сицилийского короля Карла, брата Людовика Святого). Дом стоял у перекрестка улиц Розье и Паве, совсем недалеко от дворца Сен-Поль. Рыцарь де Брезе и пес Бино жили здесь же и занимали две комнаты на первом этаже.

В марте 1365 (1366) года Эльза родила мальчика, правда, немного раньше положенного времени. Малыша окрестил в церкви Сен-Поль аббат Ла Гранж; ребенка назвали Бернаром в честь деда Гастона. Крестной матерью стала королева Франции, чему Карл, кстати сказать, нисколько не удивился.

Эльза стала теперь дамой де Ла Ривьер, так ее все и называли во дворце. С ней мило беседовали, искали ее дружбы: еще бы – супруга самого виконта Гастона, лучшего друга королевской семьи!

* * *

Во второе воскресенье апреля, иными словами, в первый день нового, 1366 года, на Пасху, у церкви Сен-Поль неожиданно появились паломники, возвратившиеся из Палестины[76]. Как и весь двор, они прослушали божественную литургию и вышли из храма после освящения хлеба Господнего. Придворные, миновав притвор и выходя из дверей к паперти, оборачивались, осеняли себя крестным знамением, потом делали то же, обратив взоры на кладбище, и уже после этого неторопливо возвращались во дворец, не забывая раздать милостыню[77].

Эльза поманила пальцем свою служанку.

– Что говорили эти люди, Регунта? – кивнула она в сторону удалявшихся паломников. – Я видела, ты беседовала с ними. Откуда они и давно ли в Париже?

– Они вернулись из похода в Святую землю, госпожа, – доложила служанка, – а вошли в город рано утром. Говорят, очистились от грехов, прошлых и настоящих, и получили прощение от самого Христа Спасителя на целых пять лет.

Эльза, в сопровождении Гастона и Рено, широкой тропинкой направилась вслед за остальными в сторону дворца, как вдруг служанка прибавила:

– Странные какие-то эти паломники, госпожа. Говорят друг другу: «Хорошо, что мы помолились за ту старуху. Да и кому это сделать, а сама она разве дойдет до города?» Хм, будто бы им другого дела нет…

– Какую старуху? – резко остановилась Эльза, схватив служанку за руку.

– Я и сама не знаю…

– Что еще они сказали? Где они видели эту старуху?..

Но Регунта молчала, в недоумении пожимая плечами. Эльза побежала вслед за паломниками; те, к счастью, недалеко ушли. Вскоре она вернулась; Гастон и Рено поджидали ее у ворот. Эльза подошла, глаза ее возбужденно горели.

– Это мать Урсула. Они увидели ее, когда шли по тропе, что огибает лес. Она стояла прямо у них на пути, опираясь на посох, и глядела в сторону Парижа. Она даже не посторонилась, им пришлось ее обойти. Они попробовали заговорить с ней, но она молчала, а в глазах ее стояли слезы… Она ждет меня, – продолжала Эльза после паузы. – И я должна идти…

– Что-то случилось, – молвил Рено. – Урсула не выйдет из лесу без причины. Уж не беда ли с ней?

– Матушка моя… – тихо произнесла Эльза и протянула руки вперед, в сторону темнеющего вдалеке леса. – Она меня зовет, значит… – Она замолчала, слеза покатилась по щеке. – Она хочет проститься… Она умирает, Рено! Она просит, чтобы я закрыла ей глаза, Гастон! Моя мать умирает, и эти люди пришли, чтобы сказать мне об этом! Рено прав, она не вышла бы просто так…

Гастон обнял жену:

– Мы немедленно отправимся к ней! Быть может, успеем…

– Ты и в самом деле думаешь, что она…

– Она дала нам знать, Рено. Что могла она ответить паломникам, боясь за дочь? Наше счастье, что мы встретили их.

Эльза нетерпеливо потянула супруга за руку.

– Скорее, Гастон, мы можем не успеть!..

– А Бернар? – спросил Рено.

– За ним присмотрит Регунта.

– Нет! – решительно возразила Эльза. – Я возьму его с собой. Я хочу, чтобы она увидела своего внука… прежде чем уйти.

– Тогда не будем медлить.

Они вернулись домой, оседлали лошадей и поскакали в сторону старой Орлеанской дороги. Малыша Эльза привязала к груди; он не спал и не плакал, а с любопытством глядел в раскинувшееся над ним лазурное небо. Он даже улыбался: лошадь шла ровной рысью, и это нравилось ему.