Добивающий удар

— Угу, — ответил Керенский и, пожав руку Терещенко, ушёл со смешанным чувством того, что он так и не понял, кто такой Терещенко и на кого он работает, на себя или на кого-то другого.

Глава 7. Разговор

Демократия — это такое государство, где суверенный народ, руководимый им же самим созданными законами, делает сам всё то, что возможно, и при помощи своих представителей — все то, что он не может делать сам… Нужно подавить внутренних и внешних врагов Республики или погибнуть вместе с нею; а в данном положении первым правилом вашей политики должно быть управление народом при помощи разума и врагами народа — при помощи террора.

Максимилиан Робеспьер

В английском посольстве всё было тихо и спокойно, несмотря на бурные события, происходящие в городе и стране, в которой оно находилось. Два джентльмена, присутствовавшие здесь, бывали в этом месте нечасто, предпочитая встречаться в других. Но сегодня к такому выбору их вынудили обстоятельства.

Мистер Х и мистер У сидели у камина, богато украшенного чудесными изразцами. Было довольно прохладно, что являлось неудивительным для Петрограда, да и для Лондона характерно в равной степени.

Та же промозглая сырость, тот же постоянно моросящий дождь и туман, временами наползающий со стороны не очень далёких болот или моря, довершали картину уныния. Но ярко горевший огонь в камине развеивал эту мрачную атмосферу. Засыпанный в очаг уголь давал сильный жар и давно уже просушил стены здания, построенного на века.

Разговор происходил очень интересный.

— Что вы думаете, майор, о Керенском?

Человек, к которому обратились с вопросом, был широк в кости, белолиц и обладал такими чертами лица, что не сразу запоминаются. Здесь его знали, как Сергея Ивановича Михайлова. Ну, а настоящее имя этого человека было настолько же далёким от его русской фамилии, сколь и его речь от речи русского крестьянина из самой глубинки.

— Керенский? Я понимаю ваш вопрос, сэр. Этот человек сильно изменился. Кардинально изменился, это словно другой человек. Тем, кем он был до революции, и кем он стал после неё… Эта метаморфоза не поддаётся никакому логическому объяснению.

Его собеседник, импозантный человек, одетый в непритязательный, но хорошо сшитый твидовый костюм, потянулся к небольшому столику, который был заставлен коробками с сигарами, бутылкой шотландского виски, бутылкой с содовой и двумя вычурными фужерами. Рядом с коробкой сигар лежала сигарная гильотина, спички и чистое накрахмаленное полотенце.

Джентльмен подхватил бутылку, плеснул из неё в фужер на полпальца виски и щедро разбавил его содовой.

— Сэр, вы по-прежнему разбавляете сей благородный напиток содовой?

— Да, майор. Я слишком долго жил в Индии, чтобы расстаться с этой дурной привычкой. Это вы всё больше с революционерами работали в Европе, мне же пришлось вдоволь поездить по всему миру, чего и вам желаю.

— Спасибо, сэр!

— Вы понимаете, майор, зачем мы с вами сейчас разговариваем и почему именно о Керенском?

— Естественно, сэр!

— Что вы думаете по этому поводу?

— Начиная с марта месяца так называемый вождь революции стал вести себя очень странно. Тому виной травма головного мозга, ссылаясь на которую он заявил, что ничего не помнит, в том числе и того, что состоял секретарём масонской ложи. На предлагаемые ему пароли от ложи и прямые намёки никак не реагировал и вообще, по нему видно, что он ничего в этом не понимает, хоть и догадывается, но именно, что догадывается.

— То есть, он вообще не понимает кем был?

— Вот именно, сэр! Он узнаёт людей, но словно открывает их заново.

— То есть, он не стал предателем, прейдя на другую сторону, а просто повредился умом?

— Видимо, это так. Мы анализировали его поведение, даже привлекали психиатра, описывая признаки, но не называя напрямую. Он подтвердил, что это частичная потеря памяти и нарушение сознания, вплоть до изменения поведенческой реакции в результате непрерывного стресса. Проще говоря, он забыл не только людей, но и все свои фобии и эмоциональную ментальность. То есть стал другим человеком, без страха и упрёка, избавившись полностью от всего багажа жизни, до этого прожитой.

— Вот как? Вы оправдываете свой профессионализм. Ясно, но все последующие поступки Керенского нельзя назвать глупыми. Наоборот, он, кажется, всеми руками вцепился во власть.