До встречи в раю

После ужина, когда в окнах штаба зажглись желтые огни и отблески их серебристо замерцали на листве тополей, Автандил решил собрать всех здравомыслящих. Он объявил, что пора ввести самоуправление. Но большинству это ничего не говорило, и Цуладзе пояснил: будем выбирать старшего, которого все должны слушаться.

- Кто же он? - спросил поэт Сыромяткин.

- Конечно, я! Разве ты сомневался, глупый стихоплет?

- Но позвольте, а как же демократия! - Сыромяткин вскочил, замер по стойке "смирно", будто заслышал государственный гимн.

- Демократия - это необходимость меньшинства для воли большинства. Вот сейчас ты увидишь, что за меня все проголосуют. Почему? Потому что у меня есть организаторские способности, потому что именно я вас сюда привел, вы все сожрали ужин и даже не сказали мне "спасибо"...

- Спасибо, спасибо, Автандил! - закричали наиболее ослабленные душой.

- Вот видите... Широким жестом он обвел массы. Впрочем, сидело перед ним не более сорока человек из трех сотен больных. А кроме того, у меня есть американские доллары, на которые я могу купить всем новые халаты. Вот они, видите? - Цуладзе достал пачку банкнот и потряс ими в воздухе, как колоколом. И шелест купюр прозвучал не менее волнующе, чем призывный набат. Итак, кто из присутствующих против меня?.. Прекрасно, значит, ни одного. Значит, я директор! Спасибо за доверие! На этом позвольте закрыть...

- А главного врача забыли? - выкрикнул Сыромяткин.

- Давай главного врача! - раздались крики. Только хорошего надо! И чтоб нас не лечил!

- И не очкарика!

- Все очкарики - преступники. И их надо расстрелять! - подвел итог спора Автандил.

- Давайте выберем Карима,- предложил Сыромяткин. Только если он честно признается, что никогда не носил очки.

Карим встал, поклонился и, положив руку на сердце, произнес:

- Клянусь, что никогда в жизни не носил очков.

Карима выбрали единогласно. В своей короткой речи он пообещал, что никого не будет лечить, потому что душу нельзя насиловать, ибо это есть великий грех.

- А кто будет санитаром? - вдруг раздался женский голос.

Это была Анна, единственная женщина на собрании. Она куталась в темное одеяло, из-под которого виднелись только ее голова и блестящие глаза.

- Санитарами будем по очереди,- ответил "главный врач". Хочешь быть санитаркой?

- Хочу,- тихо призналась Анна.

- Ну и будь,- великодушно позволил Карим. Сейчас он чувствовал особо приподнятое настроение: он, безвестный психически больной человек, стал главным врачом!

Разошлись с шумом и гамом. Спать никому не хотелось, да и негде было. Лежачих втиснули в переполненные казармы, вызвав поток проклятий и ругани со стороны прижившихся здесь беженцев, хотя они и сами были на птичьих правах. Впрочем, если взять орла и сравнить его с какой другой пичугой, то у первого птичьих прав гораздо больше...

Глубокой ночью Юрка-сирота вернулся к пепелищу. Целый день он как неприкаянный ходил по городу, надеясь увидеть Машу. Первым делом он проник в полк, бродил среди палаток беженцев, громко звал ее по имени. Но никто не видел худенькой девушки в мини-юбке. Потом Юра пошел по центральной улице, вышел к штабу Национального фронта, спросил о Маше у разбитных парней с автоматами, которые стояли у входа. "Не видели, брат",- ответили ему.

В лечебнице, освещая путь спичками, он пробрался в палату, где лежало скрюченное тело. Когда он осветил страшный угол, то с ужасом и изумлением обнаружил, что труп исчез. Юрка пробежал по палате, заглядывая под все койки,- черного тела не было. "Но ведь я своими глазами видел! Ведь не померещилось же мне..." Юрка вбежал в соседнюю палату, обыскал и там все углы, но тщетно. Он сел на железную раму кровати и тихо расплакался. "Значит, уже похоронили..." Теперь он понял, что жизнь его закончилась.

С этими горькими раздумьями Юрка спустился вниз, уже не вздрагивая от скрежета стекол под ногами: все было безразлично. Он не стал ложиться в каморке, открыл подсобку (ключи носил с собой), чиркнул спичкой о коробок и увидел то, что и хотел увидеть: семь новеньких полированных гробов с завитушками, рюшечками и прочими "примочками". Он с трудом стащил верхний гроб - не лезть же под потолок! - снял крышку с крестом, положил в сторону. Внутри было что-то вроде перинки. "Мягко будет",- грустно подумал Юрка, поколебавшись, снял кроссовки, потом носки, сразу ощутив влекущую прохладу земли. Он ступил в уготованную деревянную нишу, мрачно усмехнулся, представив себя со стороны, опустился на колени, потом осторожно вытянулся, сразу почувствовав жесткость деревянных боков. И тут же стал подпирать, давить в бок нож, который он носил в последнее время. Юрка вытащил его из-под себя - почти живое существо, даже в чехле осязаемо ощущалось отточенное лезвие... "Хуже некуда",- подумал он, сжимая нож и сожалея лишь о том, что не сгорел вместе с Машей...

* * *