До встречи в раю

- Спасибо, не хочется,- тихо ответил он и ушел.

На столе остались чайник с никому не нужным чаем и две бутылки. Ольга провернула ключ в замке, выключила свет, бросилась на диван и, зарывшись лицом в подушку, расплакалась. Весь мир казался ей ничтожным, скупым, отвратительным и жестоким. Не было в нем для нее места; опустошенное сердце и душа, выстуженная сквозняком-ветром, страдали не так от одиночества, как от обиды. На кого или за что - понимать не хотела. "Дура я, дура",- повторяла она, вздрагивая от рыданий, кусала уголок подушки, чтобы заглушить всхлипы; и слезы ручьями лились, а черствая, сухая наволочка набухала, становясь мягкой и теплой...

Уж сколько девичьих слез вобрал в себя этот податливый перьевой мешочек, сколько тайн узнал от недолюбивших, недострадавших, недогулявших! Душевное, прямо скажем, изобретение...

Костя, нахохлившись, пытался уснуть, но, поворочавшись на постели, включил свет, достал бумагу и стал писать стихи. Однако мир не узнал их: все написанное Костя через час разорвал на мелкие кусочки.

А командир отправился проверять посты. Ему было не до стихов и не до подушки. Печальная необходимость его жизни заключалась в том, чтобы сохранить в это смутное время бесправия своих людей и вожделенные для безумных масс горы оружия...

* * *

...Великий переход занял десять с половиной минут, включая организационные проволочки. За это время основная колонна вышла на дорогу, пересекла ее и без сопротивления вступила на территорию 113-го полка Российской империи. Прапорщик, стоявший на воротах, опешил, но препятствовать не стал: уж сколько всякого люду перебывало на территории - и с этими как-нибудь разберутся. Впереди гордо вышагивал Автандил. Шумовой, Сыромяткин и Зюбер несли на палках уцелевшие одеяла, некое подобие хоругвей... И уже за этой "каменной группой" ковыляли, плелись, гомоня, смеясь и ругаясь, остальные больные. Где-то в середине шествия под руководством Карима несли Священную Кровать Малакиной. Оголенная панцирная сетка повизгивала, скрипела, как живая, койка плыла над головами, словно маленький железный плот в море бушующих безумных голов. Прапорщик перекрестился: в этом зрелище было что-то неправдоподобное...

Из штаба, как ошпаренный, выскочил капитан Козлов. Сегодня он нес вахту дежурного по полку.

- Это что за процессия? - спросил он как можно более миролюбиво - с психами, ведомо дело, лучше по-аккуратному.

- Мы пришли с миром! - выкрикнул из толпы Карим.

- Зюбер хочет кушать!

- Тихо! - поднял руку Автандил и, слегка поклонившись капитану, продолжил: н Честный человек, посмотри на этих несчастных больных, им негде жить, никто их не накормит, не обогреет. Наш дом сгорел в пламени, у нас нет крыши над головой, у нас нет надежды, мы умираем...

- А почему именно сюда? Здесь воинская часть. Козлову была непривычна логика умалишенных.

- Правильно! Вы армия, вы будете нас защищать! - обрадовался Автандил.

- Защищать, защищать! - заголосили больные.

Козлов пошел докладывать командиру. Тихие больные тут же опустились на корточки и оцепенели, как майские жуки в заморозки, неспокойные топтались на месте или же возбужденно ходили взад-вперед, натыкаясь на сидящих; а кто-то уже направился обследовать территорию.

Лаврентьев вышел на крыльцо, обвел взглядом толпу. Скопище убогих и сирых шевелилось, теплилось, взирая на него десятками глаз. Он покачал головой. По сравнению с этими несчастными беженцы выглядели жизнерадостно и благополучно.

- Здравствуйте, товарищи выздоравливающие! - радостным голосом произнес он, дабы сразу вселить оптимизм в больные души.

Ответили нестройно, но многие сразу догадались, что перед ними большой начальник.

- Ну, что приуныли? Бросили вас, а вы и раскисли... Самоуправление ввести надо. Кто у вас старший?

- Я! - гордо ответил Автандил.

- Ты кто, врач? - Командир с сомнением оглядел больничную одежду Цуладзе.

- Нет, я больной.

- Молодец! Надо брать инициативу в свои руки. Что я могу предложить?.. В казармах выделим места для самых тяжелых. Там еще несколько семей беженцев живут. Потеснятся. А остальных могу расселить только по палаткам. Насчет питания сложнее. Но с голоду умереть не дадим... А вот и наш врач идет. Синицын, принимай пополнение!

Костя прослышал, что полк наводнен умалишенными, и поспешил, зная, что чаша сия не минет его.

Командир распорядился:

- Кормить продуктами из складов "нз", с комдивом этот вопрос буду утрясать. А потом пусть городские власти разбираются сами: привыкли выезжать на военных. Только и занимаются тем, что делят должности, а городскими делами заниматься некому!

л9.75Вечером Хамро покормил всех кашей с тушенкой "нз", отчего больные сразу полюбили его, почувствов в нем родственную душу. Проследив за трапезой, Костя ушел к себе грустить и страдать. Он дал себе слово даже

не подходить к Ольге, но уже через пятнадцать минут ему страстно захотелось, чтобы она вновь позвонила, ну, как вчера...