До того как

Скотч обжигает язык, щиплет ранку внутри на щеке, плавно скользит вниз по пищеводу. Кен Скотт всегда любил скотч, он истинный ценитель этого напитка. Вкус просто невероятный – мягкий и в то же время насыщенный. Лично я считаю, что скотч слегка переоценивают, и был разочарован, узнав, что это тот же виски, только шотландский. Выпендреж, в общем. И все же вкус мне нравится – вот одна из немногих черт, доставшихся мне от папани.

Приговорив полбутылки, чувствую, как кружится голова. Допить, что ли? Почему нет? Папаня этого скотча не заслужил, он ведь даже больше не пьет. Порвав с зеленым змеем, он утратил и право на владение столь изысканным угощением.

К тому же у Кена и так полно драгоценностей, идеальных вещиц. Например, пасынок, который решил, что может удержать меня от выполнения миссии: заставить папаню чувствовать себя столь же паршиво, как и я сейчас. У него идеальная невеста, которая умеет под завязку набить кладовую и желудок Кена. Ей-то не приходится вкалывать по восемь часов на работе, прибегать домой и лететь уже на другую работу, а потом раскладывать счета на колченогом столе и думать, на оплату какого из них в этом месяце не хватит денег. Когда я беседую с Кеном, он рассуждает так, будто в Хэмпстеде нам жилось неплохо, и часть вины за это я возлагаю на мать – гордости у нее было больше, чем мозгов.

В доме чистенько и даже на холодильнике ни следа. Облизав пальцы, я провожу ими по дверце из нержавеющей стали.

Лэндон стоит у меня за спиной.

– Ты что, все высосал? – спрашивает он, во все глаза глядя на бутылку у меня в руке.

– Нет, половина осталась. Хочешь?

Вскинув руки, он пятится в столовую. Иду за ним.

– Нет.

Идеальный сыночек не пьет. Как мило.

– Я думал, ты завязал, – говорит он, и я оборачиваюсь. Чтобы не упасть, хватаюсь за большой шкаф, набитый дорогой сверкающей посудой. Да хрена ли он знает о моей привычке?

Впиваюсь ногтями в дерево.

– С чего это ты вспомнил?

До Лэндона доходит, что в присутствии бедного ущербного ребенка говорить о таком не стоило, и глаза у него округляются.

– Я просто…

– Хватит. – Вскидываю руку с бутылкой, и Лэндон пятится дальше, в гостиную. Нет, он не заткнется. Он будет гнать и гнать, ведь у меня над ним контроля нет; я вообще ситуацию не контролирую. Мой козел-папаня женится, я пьян и зол, а этот засранец не умеет держать себя в руках.

Хватаюсь за угол серванта.

– Твой отец говорил… – Он и впрямь не знает, когда заткнуться.

Теперь моя очередь не сдерживаться: не успевает Лэндон закончить, как я опрокидываю сервант. Заодно роняю бутылку. Лэндон что-то орет, но я не слышу его – грохот оглушительный.

– Уходи! Сейчас же! – кричит Лэндон, а я нагибаюсь поднять из кучи осколков бутылку. Порезавшись о бело-голубой фарфор, облизываю палец и одновременно оглядываю скотч: на месте ли пробка.

– Тессу эта выходка явно впечатлит! – кричит мне вслед Лэндон, когда я выхожу через черный ход.

Тесса? Хочется спросить: она-то здесь каким боком? Но я не доставлю ему такого удовольствия. Думает, что, упомянув ее имя, сумеет меня образумить. Хрен ему! Со спокойным видом выхожу во дворик.

Погода спокойная. Лето закончилось, скоро ночи станут холоднее, а потом и морознее. Когда в следующий раз станет так же хреново, двину в теплые края.

– Тессу эта выходка явно впечатлит! – передразниваю я Лэндона. – Тесса, Тесса, Тесса! – кричу я во тьму.

Даже дворик здесь идеален. Он величиной чуть не с футбольное поле, обрамлен высокими деревьями, дающими тень и днем, и ночью.

* * *

Голова кружится, тишина давит. Делаю еще глоток из горла.

Проходит несколько секунд, и раздается скрип двери-москитки. Вскакиваю на ноги. Пришла Тесса – она приближается, не сводя с меня взора ясных глаз. С каждым ее шагом бутылка у меня в руке тяжелеет.

Волосы Тессы сияют в отраженном свете ламп. Сама она, хоть и хмурится, как будто тоже излучает свет.

Она правда здесь? Похоже на то… если только в вискаре не было галлюциногенов.

– Ты как здесь оказалась? – спрашиваю. Она оборачивается к Лэндону… вот подонок.

– Лэндон, он… – начинает Тесса.

– Ты что, мразь, позвонил ей?

Лэндон меня будто не слышит. Уходит и прикрывает за собой дверь.

– Оставь его, Хардин, – тычет в меня пальцем Тесса. – Он за тебя переживает.

У моего идеального братца идеальная защитница.

Обычно Тесса говорит тихо, но только если спокойна, не злится. Глаза у нее красивые, слишком идеальные для такого мягкого лица. Не могу на нее долго смотреть – голова начинает раскалываться. Надо бы понять, о чем она думает, но денек и без того выдался напряженный. Жестом приглашаю присесть напротив за столик.

Делаю еще глоток; Тесса взирает на меня с укоризной. С размаху опускаю тяжелую бутылку на стеклянную крышку столика, и Тесса подскакивает. Пусть уйдет. Не надо было ей приезжать.

Зря Лэндон вызвал ее сюда. Да и с какой стати она примчалась? К ней же парень приехал. Она, сто пудов, внесла его в расписание: выходные там, ляськи-масяськи…

Меня передергивает. Лэндон права не имел ее сюда звать.