До последнего солдата

– Что, этого тащить? – деловито поинтересовался он, показывая на убитого.

– Нет, кардинал эфиопский, вон того! – прошипел Мальчевский. – Тащи, кого дают. – И вдруг совершенно иным, встревоженным голосом добавил: – Только ты его так, аккуратненько. Голову смотри не порань.

– Да мертвый он.

– Хоть и мертвый, а все ж таки своя живая душа. Зато потом, если придется, я тебя тоже… нежненько тащить буду, – по-вороньи ворковал младший сержант, помогая приумолкшему бойцу протянуть несколько первых метров.

Уже уползая, Беркут все время прислушивался, прикидывая: вот Глодов и солдат уже у края косы, вот заползают в залив между косой и плавнями… Теперь, кажется, все уже на косе!..

– Шепотульки, шепотульки, шепотулечки мои… – тяжело сопел-напевал Мальчевский, все время нагоняя капитана и бодая его головой в сапог. – Крохотульки, крохотульки, крохотулечки мои…

– Эй ты, – не выдержал Кремнев, переворачиваясь на бок. – Ты еще поднимись и строевую затяни.

– Сохранять молчание! – вполголоса, но властно прикрикнул Беркут, уже как бы на обоих.

Во всех четырех вылазках, в которые Мальчевский ходил вместе с ним, он напевал только эту свою дурацкую песенку. И сначала капитана это тоже слегка раздражало. Но он щадил младшего сержанта: может, страх забивает, а может, своеобразный заговор от пули. Поди знай!

Лейтенант неожиданно приостановил движение и чуть приподнял руку. Беркут и Мальчевский почти одновременно ринулись к нему, только Арзамасцев остался чуть-чуть позади. В последнее время ефрейтор и на вылазки ходил неохотно, и в бою старался быть поближе к каменоломням, или же стремился поскорее заползти под ближайший каменный козырек. Что-то происходило с ним – Андрей это заметил.

– Не понял, – еле слышно произнес капитан, оказавшись плечом к плечу с разведчиком. – Что случилось?

Впереди, прямо по курсу, чернела вмерзшая в лед колода, а рядом с ней – еще какая-то коряга. Но Кремнева остановило не это.

– Так ведь и я тоже ничего не пойму. Откуда тут второй взялся? Их, вон, двое лежит, – ошарашенно как-то нашептывал лейтенант.

– А должно быть? – деловито поинтересовался Мальчевский, успевший подползти к разведчику справа.

– Один. Тот, что первым пал, остался метрах в пятидесяти от него.

– Ну, остался. Потом подполз… – деловито объяснил Мальчевский.

– Убитым остался, – раздраженно уточнил Кремнев.

– Все равно подполз. Вдвоем и убитому веселее. Покурить можно.

– А, капитан, что скажешь? – повернулся разведчик лицом к Беркуту. Балагурство Мальчевского явно раздражало его.

– То же самое: что их там двое лежит.

– Но ведь не должно. И на засаду не похоже.

Луна померкла. Над рекой сгущался фиолетово-синий ночной туман. Тем не менее на оголенном, продуваемом ветром просвете довольно широкой в этой месте реки четко очерчивались два темных силуэта. Приподнявшись на локтях, Беркут убедился в этом.

– Может, действительно один оказался раненым и подполз?

– Говорю же: исключено, – резко ответил Кремнев. Он знал, что Беркуту хорошо известен святой закон разведчиков: ни в коем случае не оставлять на территории врага ни живых, ни мертвых. Ну, мертвых в их ситуации еще объяснимо: рация, радист, особое задание. Но чтобы раненого!.. – Не то пущу себе пулю в лоб.

– Лучше в рот. Белогвардейцы все так стрелялись, – с той же невозмутимой убедительностью посоветовал Мальчевский. – Интеллигентно получалось и красиво, как в кино.

И, не дожидаясь «благодарности» лейтенанта за своевременный совет, начал уползать вправо, как бы обходя лежащих.

– Может, прямо сейчас и продемонстрируешь, младший сержант? – вслед ему прошипел Глодов.

– Там что, село? – спросил Беркут, не обращая внимания на этот своеобразный обмен вежливостями. Невдалеке, прямо напротив них, чернело какое-то строение. Чуть ниже по течению угадывалась крыша еще одного.

– Вроде хутора. Здесь они нас и прихватили. Пока прошли – двоих потеряли. Весь этот берег переполошили.

– А тот? – кивнул влево.

– Тот, слава богу, молчал.

Еще какое-то время они внимательно всматривались в два холмика, лежащие метрах в двадцати от них. Луна постепенно угасала, и силуэты расплывались, угрожая вот-вот раствориться. Тем временем Мальчевский все забирал и забирал вправо, держась поближе к торосам и снежным барханам.

Но теперь он двигался совершенно неслышно.

– Оставайся, прикроешь, – прошептал Кремнев, уползая влево; они с капитаном как-то незаметно перешли на «ты». – Я по-святому.

– Немцы? – только сейчас услышал Беркут чуть позади сопение Арзамасцева.

– Будь готов прикрыть, – ответил он, доставая пистолет из сдвинутой за спину кобуры.

И тоже начал подползать к убитым, забирая чуть влево.

– Братки… – сначала Андрей решил, что это ему послышалось. Но тот, что лежал слева, неожиданно чуть шевельнулся и снова, уже громче роздалось: – Братки, вы? Братки! Стой, стреляю…

– Свои, – довольно громко отозвался капитан, понимая, что первая очередь достанется ему. – Потерпи.