До первого снега

Недаром говорят: человек привыкает ко всему. Так и я, после первых минут заточения и неистовых ударов по обшарпанной двери, свыклась с темнотой, а после и вовсе на ощупь нашла выключатель. Неопрятная кладовая, доверху забитая швабрами, вёдрами и химикатами при блёклом свете одинокой лампочки под потолком хоть и выглядела убого, но оказалась гораздо менее страшной, чем поначалу рисовало моё воображение. Правда, через несколько часов робкий свет погас, пару раз мигнув на прощание. Старая лампа накаливания просто не выдержала напряжения, с коим я каждую перемену билась раненой птицей, в ожидании, что меня услышат и спасут. Именно тогда я и придумала свой маленький план мести, который только и упирался, что в возвращение Сальваторе. Кретин! Придурок! Мерзавец! Этот безмозглый баран заставил себя слишком долго ждать, ну ничего, главное же — результат! Я зря переживала — всё получилось по высшему разряду!

Наверно, поэтому улыбка не сходит с моих губ, а понимание, что Сальваторе ещё нескоро придёт в себя, добавляет уверенности каждому шагу. Плутая по бесконечным коридорам, я всё же добегаю до выхода из этой проклятой школы и с предвкушением скорой свободы, решительно дёргаю дверную ручку. Снова. И снова. А потом с истеричным смехом оседаю на пол, понимая, что в западне.

Тяжёлые шаги Сальваторе раздаются практически сразу. Угрюмый, взъерошенный и чумазый, с кривой усмешкой на разбитых губах, парень медленно подходит ближе, яростным взглядом прожигая насквозь. Его слипшиеся от помоев волосы торчат в разные стороны, ободранные ладони сжаты в кулаки, а на лице тонкой струйкой сочится кровь. Каждый его шаг отдаётся эхом в груди: он не пугает — парализует меня.

— Добегалась, куколка? — озлобленным гусем шипит Сальваторе, пока я, забывая дышать, ищу отголоски человечности в его взгляде.

— Не смей ко мне приближаться! Пожалеешь!

— Напугала! — противно хохочет парень, даже не думая останавливаться.

— Я предупредила!

Придурок разжимает кулаки и, подняв руки, начинает нарочито трясти ими, как больной.

— Смотри, куколка, как мне страшно! — издевается Сальваторе, ускоряя шаг.

— Ты трус, слышишь! Легко мериться силой с девчонкой, да? Ну ничего, завтра же будешь иметь дело с Виком! Вот и посмотрим, какой ты смелый!

— Ты серьёзно?

Тео не обманул: Вик и правда обладает здесь какой-то властью. По крайней мере, над Сальваторе точно. Стоит мерзавцу понять, что за мной тоже есть сила, как он останавливается и, вмиг перестав надо мной потешаться, задумчиво качает головой. То-то же!

— Сам виноват! — неуверенно встаю на ноги, спиной упираясь в закрытую дверь: смотреть на идиота снизу вверх — лишний повод потешить его самолюбие. Обойдётся!

— Я всё никак не пойму, — облизнув разбитую губу, парень, наплевав на мои предостережения, вновь начинает грозовой тучей надвигаться на меня. — Ты настолько глупая или…

На мгновение Сальваторе замолкает, словно пытается вспомнить подходящее слово, но, так и не отыскав нужное на задворках своей памяти, делает очередной шаг ко мне.

— Или? — выдыхаю, нервно сглатывая. Этот псих действует на меня завораживающе.

— Без «или», куколка! — бросает небрежно, слишком близко подбираясь ко мне.

— Хам! — цежу сквозь зубы, продолжая смотреть Сальваторе в глаза: я неглупая, просто гордая! Но уроду не понять!

— Избалованная дрянь! — плюёт в ответ, а меня начинает подташнивать от вида крови, начавшей запекаться на его лице.

— Подонок! — едва сдерживаю дрожь, пробирающую до самых костей.

— Бездушная кукла!

Между нами остаётся не больше полуметра. Слишком близко! Слишком опасно! Я хочу зажмуриться, а ещё лучше убежать, но вместо этого тяну дрожащую ладонь к его лицу, тем самым удивляя нас обоих.

— У тебя кровь, — бормочу едва слышно и кончиком пальца касаюсь горячей кожи в нескольких миллиметрах от застывшего ручейка. Сальваторе мгновенно ёжится то ли от боли, то ли от неожиданности, а я пытаюсь осознать свою причастность к его ссадинам. Не верю, что могла так мощно приложить парня шваброй в темноте.

— Руки от меня убери, — хрипит по слогам мерзавец и презрительно отталкивает мою ладонь. — Мне противны твои прикосновения!

— Бинго! — огрызаюсь в ответ, ногтями впиваясь в нежную кожу собственных ладоней, что сжимаю в кулак. Лёгкая боль помогает держать себя в тонусе, отрезвляет меня: дура, нашла кого жалеть! — Мне противен ты весь! Грязный, вонючий, неотёсанный мужлан! Спорим, я знаю, что ты делаешь вечером в пустой, всеми забытой школе?

Сальваторе молчит и лишь лёгкий кивок выдаёт его внимание к моим словам.

— Думаешь, я не понимаю откуда у тебя ключи от кладовки? И почему ты так запросто шляешься здесь, когда все нормальные ученики весело тусят дружными компаниями? Обещаю, если сейчас же меня не выпустишь, твоя грязная тайна завтра же станет достоянием всей школы! Посмотрим тогда: будут ли с придыханием все бегать перед тобой на цыпочках и заглядывать в рот!

— Грязная тайна? — смакует слово на вкус подонок и заливисто ржёт. — Ну давай просвети меня, куколка!