До конца своих дней

Он умолк, видимо, вспоминая сестру и заново переживая ее безвременную смерть. Гинни понимала, что происходит что-то очень важное: он начинает делиться с ней своим прошлым, поэтому и привез ее в то место, которое так любила его сестра.

Раф вынул из пироги одеяло и винтовку.

– Тут много и других замечательных уголков. Дельта изумительно красива. Слышишь эту тишину? В этой благодати можно найти утерянную душу.

– Да, можно, – серьезно сказала Гинни, – если с тобой надежный проводник.

Раф улыбнулся и протянул ей руку.

– Тогда пошли.

Он повел ее вверх по берегу и, дойдя до сухой травы, расстелил на ней одеяло.

– Миледи, наверно, привыкла к лучшему, но придется удовлетвориться этим.

– Лучшего у меня никогда не было. Тихая музыка ночи, поток лунного света – да это же истинно королевские покои, сэр. Надеюсь, что мой доблестный рыцарь согласится разделить со мной это ложе.

Раф обнял ее за талию.

– Только я тебя предупреждаю, что я никакой не доблестный герой, а просто рыцарь в ржавых доспехах.

– Нет, сэр, вы – король. Я только сожалею, что так поздно вам об этом сказала.

Он положил руки ей на бедра и прижал ее к себе.

– Тогда поцелуй меня, не зря же я так долго ждал.

Гинни прильнула к нему и обвила руками его шею.

Она весь день предвкушала эту минуту. Приоткрыв губы в ожидании поцелуя, отдаваясь ему душой и телом, она поняла, что ей суждено принадлежать этому человеку.

От его волшебных прикосновений у нее кружилась голова. Раф медленно, наслаждаясь, раздевал ее, теплыми руками лаская ее постепенно обнажавшееся тело. Он целовал ее плечи, тихонько покусывал ее шею, потом распустил ее волосы, и они рассыпались вокруг них как золотистое облако. – Боже, как ты хороша! – проговорил он, откинувшись на секунду и глядя на нее с восхищением скульптора, созерцающего свое творение. – Как ты хороша!

Гинни начала несмело расстегивать пуговицы на его рубашке. Ей хотелось, чтобы он тоже был обнажен, чтобы между ними не оставалось никакой преграды. Сбросив на землю рубашку, она провела руками по его тугим мышцам, упиваясь разницей осязательных ощущений между гладкой кожей и волосами у него на груди. Потом дрожащими руками расстегнула его брюки, но дрожали они не от страха, а от нетерпения. Ей хотелось увидеть его всего, почувствовать его всего, прижаться обнаженным телом к его обнаженному телу.

Расстегнув последнюю пуговицу, она положила руки ему на бедра, потом спустилась еще ниже. Шаг за шагом исследуя его тело, она чувствовала себя разнузданной женщиной, но как же ей было хорошо!

Брюки упали на землю, и Раф с тихим стоном, откинул их ногой в сторону. Запустив руки ей в волосы, он прильнул к ее губам и медленно опустился вместе с ней на одеяло.

Гинни слышала, как бешено колотится его сердце, и вспомнила стук копыт в своем эротическом сне. Но сегодня фантазии ей были не нужны. О чем еще можно мечтать, когда она рядом с этим человеком, таким желанным, таким любимым? Раф не спешил. Он долго ее ласкал, возбуждая ее, помогая ей забыть девичьи страхи и запреты. Его язык на ее отвердевших сосках, его рука в потаенном месте разожгли в Гинни огонь неукротимого желания. В конце концов, не выдержав томления, Гинни застонала:

– Ну давай же, Раф, иди ко мне! – Ей казалось, что она сойдет с ума, если сию же минуту не почувствует его внутри себя.

И Раф повиновался, отвердевшая плоть проникла внутрь ее, словно там и было ее место, словно это был ключ, которым он открыл ей дверь в сияющие залы блаженства. Не переставая целовать и гладить ее, он тихонько приподнялся, потом вошел глубже, потом опять... опять... Гинни чувствовала, как он заполняет ее, как они сливаются в единое целое, и ей было невыносимо выпустить его хотя бы на секунду.

Изнывая от томления, она начала стонать. Раф понял и участил толчки. Неуклонно, целеустремленно они неслись к апогею. Гинни вцепилась ему в плечи и обвила его ногами словно для того, чтобы не упасть в этой бешеной скачке. Все остальное перестало существовать. Она взмывала по спирали к звездам, стремилась, рвалась, и вот наконец ее тело содрогнулось, взрыв восторга подбросил ее ввысь, в глазах у нее засверкали тысячи огней, и ее охватила чистая неописуемая радость соития.

– Гинни, радость моя! – вскричал Раф, крепко сжимая ее и изливая в нее всю свою огромную любовь.

Когда они постепенно стали возвращаться к действительности, он не отпустил ее, но перекатился с ней в объятиях на бок, и они лежали, глядя друг другу в глаза. У него было такое серьезное лицо, что в Гинни шевельнулось сомнение.

– Ну и как... тебе было хорошо? Раф улыбнулся ей радужной улыбкой.

– Потрясающе! Этого стоило ждать.

– Я не представляла себе, что такое бывает, – тихо сказала Гинни. – Я никогда не чувствовала такой полноты жизни, такого счастья.

Раф нежно коснулся ее лица.

– Это было настоящее волшебство, правда?

Гинни улыбнулась.

– Мы находимся в волшебном месте. Я все боюсь проснуться и обнаружить, что все это мне приснилось. Раф, тебе не хочется, чтобы так было всегда?