До конечной

— Неа. Меня Надя колбаской наколмила. Не хацю.

— Мам, мы прогуляемся перед ужином по акватории водохранилища. Рядом с мостиком. Хочешь с нами?

— Идите, дочка, я немного полежу. Понервничала, что-то сердце щемит.

— Может доктора вызвать?

— Не стоит, доченька. Таблетку приму. Всё будет хорошо. Не волнуйся за меня. Рубашечку Тиму прихвати, чтобы комары не кусали.

Евгений

— Всё в порядке. Дали воздушный коридор и разрешение на посадку. Лететь около пятнадцати минут. Сядьте на места и пристегните ремни безопасности. Евгений Дмитриевич, вы слышите меня?

— Да. Конечно, Олеся, — отвлекаюсь от мыслей на просьбу стюардессы. Сажусь в кресло, а душа по-прежнему не на месте, мечется как рыба в сетке. Набираю Терентьева в пятый раз, не сразу попадая дрожащим пальцем на нужную кнопку.

Блять!!!

— Слушаю.

— Герман? Через пятнадцать минут будем в аэропорту. Как Яна? — в груди всё ещё властвует ураган. Мощный и обжигающий кислотой. Сердце в горле бешено колотится. Мысли встряхивает. Не могу себя простить за то, что поддался приступу ревности. Лучше бы я расшиб свою голову в тот вечер и промолчал. Плата оказалась слишком высока.

Мышка… Мышка моя, что же ты со мной делаешь???

— Жек, ты спрашиваешь в пятый раз. Угомонись уже. Узнавал лично у её нынешнего гинеколога, угрозы выкидыша нет. С ней всё нормально, не учитывая подавленного настроения, а вот у Стеллы Маратовны случился нервный срыв.

— Мне похуй Стелла как и вся её ушлая семейка. Новости есть? — перевожу взгляд от хмурого Стаса к иллюминатору. Устремляю на приближающиеся белые облака, скрывающие землю. Едва не подпрыгиваю на месте, как черт на раскалённой сковороде.

Жека! Черт бы тебя побрал! Каких-то минут тридцать-сорок и будешь на месте.

— Зорина и его подельника взяли под стражу. Завели дело о покушении. Теперь не отвертятся. Ну и самая главная новость дня. Вас развели. Минут шесть назад. Марьяна Петровна поблагодарила за весомый «аргумент-подарок» и врезала печатью в свидетельство о расторжении брака. Теперь ты холостой. Свободный, как вольный ветер. Надолго? — по-доброму подъёбывает знаток душ.

— Если Яна не пошлёт гулять лесом, дам ей пару дней свыкнуться с мыслью, а затем и спрашивать не стану. Окольцую и больше ни на шаг не отпущу от себя.

— Ты сумасшедший, — хохот Германа разливается в трубке, частично снимая напряжение в теле.

— Если не она, больше никто не нужен...

Глава 36. Мои родные

Яна

Как же здесь всё-таки красиво. Зелёные лужайки, усыпанные желтыми одуванчиками, душистые кусты сирени, задумчивые ивы, опустившие свои длинные кисти с пушистыми котиками в воду. Шумящие лапы сосен и елей, залитые оранжевыми лучами вечернего солнца.

Здесь отчётливо слышно пение птиц, порхающих с ветки на ветку. Лёгкий ветерок распространяет в воздухе аромат весенних цветов, смешанный с терпким запахом хвои. Так легко дышится рядом с прохладой водоёма.

Гуляя по набережной, находим кустик крапивы и сразу же принимаемся с Тимом за дело. Не зря это занятие ему понравилось. Были времена, когда и я терялась с ребятами до позднего вечера где-то между прудами и заброшенным колхозным садом. Тогда, в детстве мы жили беззаботной жизнью, не то, что сейчас. Правда, были чуть постарше. Из леса тащили ароматную землянику и грибы, с рыбалки пойманную рыбёшку, из сада приносили сорванные с деревьев спелые фрукты. В основном яблоки и груши. Веселье лилось рекой.

— Делзы, — племянник протягивает мне конец нитки.

— Ай, Тимош, жалится твоя крапива, — облизав обожженный палец, завязываю последний узелок на скрученном в маленькую трубочку листочке. — Готово. Принимай свою удочку.

— Ян, здесь нет лягусик, — смотрит на берег, усыпанный камнями. — Идём на мостик. Лебята ловили там, — указывает рукой в сторону построенного над водой длинного деревянного пирса.

— Тимош, там глубоко.

— Я аккулатно. Ну позалуста, Ян. Ты зе пойдес со мной.

— Ладно. Только не гонять и не прыгать на мостике! Договорились?

— Ага! Идём узе.

Племянник нетерпеливо тянет за руку. Приходится ускорить шаг.

— А я с папой сегодня лазговаливал, — словно ледяной водой окатывает. Резко торможу, хватаясь за кольнувшее сердце. Перед глазами начинает расплываться пейзаж.

Решил вернуться за сыном? А как же я?

Задыхаясь от нахлынувших эмоций, пытаюсь взять себя в руки.

— Он звонил? — переспрашиваю, не в силах поверить ребёнку. Но Тимка никогда не врал мне, даже если делал какую-то детскую шалость.

— Ага, — подтверждает кивком головы. — Я ему ответил. Ласказал, как ты скуцаис. А папа госик сказал, что сколо плилетит к нам. Плосил пеледать тебе мабийник, но ты зе была у доктола.

— А что он ещё говорил? — присаживаюсь перед ним на корточки, застывая нетерпеливым и внимательным взглядом на его лице.

Боже мой, неужели заберёт его у меня? Хладнокровно отнимет ребёнка?

— Бойсе нисего. Лугал гломко Стаса некласивыми словами, а потом баталейка лазлядилась.

— И ты молчал? — горло сдавливает отчаянием. Слёзы не заставляют себя долго ждать. Скатываются по щекам. В груди разворачивается такая буря из тоски и обиды, что не могу ни вздохнуть, ни выдохнуть.