До и во время

Вообще, как мне кажется, Алеша, судьба мадам де Сталь чем-то родственна судьбе первочеловека Адама. Их жизни как бы дополняют друг друга. Такое ощущение, что Жермена де Сталь была задумана совсем для другого времени и Господь предназначал ей быть Евой, Адамовой женой, праматерью, она просто опоздала родиться. Вспомните эпизод из Бытия, где Господь говорит Адаму, чтобы тот сам дал имена всему живому, что Он, Господь, создал и чем населил предназначенную в удел человеку землю. Но чтобы дать каждой твари ее истинное, единственно ей принадлежащее имя, Адаму надо было знать ее природу, надо было узнать, понять, кто на самом деле она есть. Все это знал Господь, создавший ее, но не Адам. И когда ангелы одну за другой стали подводить к нему Божьи твари, он, чтобы понять их суть, понять, кто же они, входит в них, на глазах Господа познает их как Еву, как мужчина познает женщину, познает, как Баррас познавал в Жермене де Сталь суть власти, — и лишь тогда нарекает их.

Если верить биографам мадам де Сталь, — говорил Ифраимов, — в тысяча восемьсот десятом высланная из Франции, оставленная близкими друзьями, она поселилась в Швейцарии, в своем родовом поместье Коппе. Первые месяцы она была очень грустна, подавлена, никого не хотела видеть, но потом судьба преподнесла ей нежданный подарок. В нее влюбился молодой француз, офицер Жан Рокка, и, хотя ему было двадцать два года, а ей к тому времени сорок четыре, они поженились. Через год она родила дочь, которую окрестили тем же именем, что и ее саму, — Жермена. Вскоре после родов мадам де Сталь тайно покинула Швейцарию и через Вену и Варшаву приехала в Россию. Она побывала в Киеве, Москве, Петербурге, была принята Александром I, войска Наполеона тогда уже форсировали Неман, и ее, имевшую славу самого опасного врага корсиканца, везде встречали восторженно.

Осенью тысяча восемьсот тринадцатого она отправилась на корабле в Лондон, где ее ждал не менее триумфальный прием. Потом мадам де Сталь снова поселяется в Коппе, а в октябре шестнадцатого года возвращается в Париж. 21 февраля 1817 года по пути на бал, устроенный главным министром Людовика XVIII, на лестнице его особняка она упала. Падение вызвало кровоизлияние в мозг, от которого спустя пять месяцев Жермена де Сталь скончалась. День ее смерти, 14 июля, — день начала Французской революции.

* * *

Эта внешняя канва событий бесспорна и не вызывает у биографов сомнений, но суть их, как нередко бывает, осталась в тени. Чтобы ее понять, нам необходимо отступить на пять веков назад. В 1495 году, в девятый день месяца Ава, то есть в тот же день, когда был разрушен и Первый, и Второй Иерусалимский Храм, испанский король Филипп Кастильский издал указ об изгнании евреев из страны. Тремя годами позднее после этого указа две знатные еврейские семьи добрались до Женевы и здесь нашли приют у прапрадеда барона Неккера, Жака Неккера. С Жака, собственно, и начинается возвышение рода Неккеров.

Вторая половина XV века была страшным временем в длинной истории евреев. В разных концах Европы множество их общин были подчистую вырезаны или насильно крещены, в других перебиты все мужчины и лишь женщинам за огромный выкуп оставлена жизнь. Некоторые из известных раввинов-каббалистов (среди них ученики знаменитого рабби Лурия) полагали, что недалек тот день, когда все евреи будут истреблены и труба Господня возвестит, что пришло время Страшного суда. Поэтому в ешивах, руководимых ими, с особым рвением изучались тексты, связанные с Девятым Ава и Страшным судом.

Наибольшее внимание привлекали два вопроса: первый, вполне практический, — что делать еврейкам тех общин, где ни один мужчина не уцелел, если у них нет возможности перебраться в другой город. Как им выполнить заповедь Господа — „размножайтесь“, как продлить и продолжить свое племя? Второй — весьма странный комментарий Талмуда к двадцать второй главе Торы, в котором утверждалось, что, когда народы предстанут перед Страшным судом, в каждом из них найдется по нескольку Коганим (они и станут заступниками этих народов), то есть прямых по мужской линии потомков Аарона, в чьих жилах не течет никакой другой крови, кроме еврейской. Причем текст можно было понять так, что ни сами Коганим, ни жены их не будут знать, что они евреи.