До дрожи (СИ)

— Да, Лютик в палаточный лагерь хочет переселиться, можно? — и Тёма демонстративно обнимает меня за талию, притягивая поближе к себе и не оставляя ни капли сомнений, чем именно вызвано моё решение.

Я чувствую, как Базов напрягается всем телом в этот момент. Пытливо вглядывается в Глеба, считывая его реакцию. Наверно ждёт признаков ревности и протеста…Но их нет. Наумов скользит по мне понимающим, немного грустным и много философским взглядом и переводит всё внимание на Элечку, убирая у неё из растрёпанных волос какие-то соломинки.

— Конечно можно. Палатку, если что, у Костенко спросите, но там старые. В одной не разрешу…

— Да мы купим, спасибо, — как-то сразу выдыхает Артём, — Всё, мы тогда пошли.

— Идите….И, кхм, ребят, — Глеб Янович немного смущённо чешет лоб, — Я же могу надеяться на вашу порядочность, и что никаких разговоров по лагерю ходить не будет?

— Не понимаю, о чём вы, так что точно нет, — невинно хлопает глазами Тёма.

Я лишь киваю, улыбнувшись. И всё кошусь на серёжки у Эли в ушах. Она замечает и трогает их, отводя взгляд и пряча нервную улыбку. Мне кажется, она бы даже и не отказалась от разговоров, но пусть сами разбираются. Мне не до них.

Идём обратно. С холма проще — почти бежим, взявшись за руки. Ноги летят. Ветер, дующий с моря, усиливается, оставляя соль на губах. И в голове только и мыслей, что практика продлится ещё целых две недели.

Целых две недели, наполненных летом, морем и солнцем, есть у нас.

А потом целая жизнь.

Эпилог. Артём

— Тём, — хриплый со сна Алискин голосок с трудом различим на фоне бодро орущего будильника.

— М — м— м? — мычу, закидывая на неё ногу и не давая от меня уползти. Такая тёпленькая, мягонькая. Куда?!

— Тём, пусти, — трепыхается, чем только больше драконит. Трётся своей голой попой о мою и без того уже просыпающуюся стратегически важную часть тела.

— Не хочу, — бормочу упрямо, накрывая ладонью полную грудь. М-м-м, как антистресс жмякаю. Вообще трахаться лень. Я просто полежать хочу, Цветочек…Не вертись!

— У меня будильник! — Алиска начинает злиться и смеяться одновременно.

— Да, меня тоже бесит. Выруби.

— У меня выставка!

— Хуиставка…

— Ох, уж этот твой тонкий юмор, Тём! — хохочет, безуспешно пытаясь меня отпихнуть.

Возимся, пыхтим, жарко становится, и, конечно, уже через полминуты желания мои совсем не так целомудренны.

— Давай по-быстрому… — хрипло шепчу Алисе в ухо, прикусывая нежную мочку, пока, так и удерживая её лежащей на боку ко мне спиной, поудобней пристраиваю женские бёдра к своим.

— М-м-м, а ночью мало было? — мурлычет Цветочек, оттопыривая попку и расслабляясь. Намекает на то, что заснули мы поздно.

— Я вообще сейчас не хотел, но ты вертишься, — ворчу, гладя влажные, набухшие со сна с складочки и скользя в своей девочке пальцами. Такая податливая, горячая внутри, что зубы от предвкушения сводит.

— Ах-ах, — бархатисто тихо смеётся, — То есть это я винова…А-а-ах…М-м-м… — затыкается, постанывая, потому что пальцы заменяет член.

Откидывает голову на моё плечо, прикрывая глаза. Ресницы дрожат, губы приоткрыты, часто дышит, отзываясь всхлипами на каждый плавный толчок. Я особо не жестчу. Утро и мне и кайфово именно так — неспешно её растягивать, лежа на боку и чувствовать, как она всё больше течёт и тесно меня сжимает. Мну сиськи, рассеянно целую подставленную шейку, слизывая выступающую на коже солоноватую испарину. Охрененное утро…

Алиска рукой шарит по простыне, не открывая глаз, нащупывает вуманайзер и, включив, зажимает его между бёдрами. Сладкая вибрация расходится по её промежности, подстёгивая и меня. Сильнее сжимаю её бедро рукой, ускоряюсь. Влажные шлепки становятся почти оглушительными, ещё больше возбуждая.

Чувствую, как Алиса вся напрягается внутри, стремится выгнуться. Кусаю её за плечо, сжав пальцами сосок, болезненно стонет и содрогается волнами. Отбрасывает в сторону вуманайзер, тяжело дышит, блаженно улыбается, так и не открыв глаз ни разу. Охуенно красивая в утренних лучах, притушенных светлой занавеской. Её киска продолжает спазмировать, буквально выжимая меня. Зарывшись лицом в рыжие локоны, пахнущие мёдом, кончаю в неё. Это отдельный кайф, ставший доступным после того, как Цветочек вколола себе какую-то противозачаточную хрень.

Алиса поворачивает ко мне голову, целуемся, лениво сплетаясь языками. У меня будто ноги отказывают, опять безбожно тянет в сон.

— А теперь я могу идти, Артём Сергеевич? — мягко подтрунивает, щёлкая меня по носу.

— Теперь можете, Алиса Александровна, но вечером повторим, — бормочу, отпуская её и зарываясь в одеяло.

Алиска шуршит по спальне, одеваясь. Её почти беззвучные, мягкие как у кошечки шаги, заставляют улыбаться в подушку. Просто прикольно, что ходит тут где-то рядом, и я чувствую и слышу её.

— Всё, Тём, я пошла, где-то в шесть освобожусь, — наклоняется и целует меня в висок.

— Хочешь, заеду на ВДНХ? — отзываюсь.

— Да нет…Хотя…Там созвонимся, ок?

— Ок.