Дневник восьмиклассника

Вид сбоку: Так и хотелось загасить этого козлёнка ударом кулака по макушке. Тем более, что правый кулак сейчас был в гипсовой броне. Но в больнице сказали беречь руку, мол кость еще толком не срослась, можно заработать повторный перелом. Врач обговорил этот момент с Евсюковым, когда он задал вопрос насчет прочности гипса. Видимо, были похожие случаи. Да и ладно, ногами отпинает эту скотину, чтоб мало не показалось. На самом деле Сашка Толстый был нужен только для одного: чтоб схватил и не отпускал, пока Евсюк будет хреначить урода. Отделает как бог черепаху.

Толстый по команде не стал вставать в правильную стойку или творить какую-то хрень изображая из себя каратиста. Нет, он пошел к Корчаге неторопливой походкой уверенного в себе человека, давая обманчивую надежду, что от Толстого можно убежать. Иванов та еще электричка, бегает на физре чуть ли не лучше всех в классе. Когда пацаны сблизились, Корчага вынул руки из карманов, и в правом кулаке что-то блеснуло. Да ладно, да не может быть! Кастет где-то надыбал? Вроде не похоже, тогда бы вокруг пальцев ободок был заметен. А так что-то из кулака торчит как очень короткий ножик. Или просто железка. Вот Сашка без затей протянул руку, чтоб ухватить за шкирку не пытающегося убежать противника.

А вот что-то пошло не так: гадёныш чуть отклоняется назад, словно на боксе, когда уводят челюсть от удара, а сам снизу сжатым кулаком подбивает руку Иванова. Тут-же делает подшаг и присед, сам нарываясь на кулак. Но нет, удар получает не он, а опять Толстый. Чудила опять бьёт правым кулаком, в этот раз по бедру сверху, словно в руке зажат нож. Вскрик, и Сашка валится на левый бок, словно попавшая под удар нога перестала его слушаться. Всё, ни о какой даке поверженный Толстый уже не думает, он даже встать не может.

Секунда, и Миха уже напротив, в глазах недетская злость и желание наказать. Ни страха, ни азарта, только зло в чистом виде. И двойка, такая вполне правильная боксёрская двойка в голову, от которой Евсюк закрывается на автомате поднятыми руками. Он тоже всё исполнил верно, только загипсованный кулак подкачал — очень больно принимать удары на сломанную руку. Аж в глазах мокро стало от боли. И тут прилетело в «солнышко». Вот как так? От разорвал дистанцию, не разрывая зрительного контакта, противник точно не доставал до него! Всё же сделал, как учили! Задохнулся, скрючился, а когда опять прилетело в грудак, понял — Корчага бил ногами! Сука, так же нельзя! Ногами нельзя, это запрещено по правилам… Ага, а какие правила на улице? Лежачего не бьют? Пытаясь встать, он осознал, что Корчага про это правило забыл. А потом прилетело сверху в затылок, и мысли кончились, в голове осталась какая-то вата и непонимание происходящего. Что, кто, где? И даже непонятно, когда… Надо полежать, сейчас всё пройдёт.

Я обернулся на первого противника — Иванов уже встал. Но похож он был не на спортсмена, даже не на человека, а на корягу из мультика про болотную нечисть. Весь скособоченный, левая нога не работает, правая рука тоже. Ничего, отойдет через какое-то время. Удары яворой обычно ничего не ломают, если не слишком сильные и не по кости. Просто мышцы на какое-то время перестают работать от местного болевого шока. Зато голова работать не перестаёт.

— Толстый, тебя бить дальше или ты осознал?

— Чего осознал?

— Что я за любую подлянку в свою сторону буду карать. Сильно и безжалостно. Вот сейчас думаю: сломать тебе что-нибудь или ты уже поумнел.

— Побоишься.

— Чего? В школу родаков вызовут? Так отец мне потом первый руку пожмёт. Он давно ждёт, чтоб я кого-нибудь в больничку определил. Так что порадую предка.

— Тебя за хулиганку на пятнадцать суток закроют.

— Опаньки, ты заяву что ли писать собрался? А кто только что тут предъявлял за учителей? Мол не по-пацански взрослых привлекать к разборкам.

— Это не я говорил.

— Ты рядом стоял, шестерил на Евсюка.

— Я не шестёрка!

— Ты битая шестерка и потенциальный стукач. Пожалуй, расскажу пацанам, как ты после драки меня милицией стращал. Вот все посмеются. Ты станешь популярен.

— Я скажу, ты соврал.

— А, ну понятно. — Расслабленно и неопасно я приблизился у Иванову, а потом с вертушки пробил ему в больную ногу. Он с готовностью упал. Размазывая грязь по одежде. Как-то второе падение вышло у него совсем неудачно, точнёхонько в грязь. А потом он еще и закрутился на спине как жук, стараясь, чтоб между ним и мной оказались его ноги. Вернее одна здоровая и сейчас поднятая вверх левая.

— Что тебе надо! Отвали уже! — Это было слегка похоже на истерику.

— Чего орешь? Вон дружбан твой лежит молча, хороший мальчик. И ты молчи.

— Ты его что, совсем? — Толстый оглянулся на своего одноклассника.

— Не проверял. Да насрать на него, вон ты еще шевелишься, буду тебя добивать.

— Миш, не надо! Я уже понял, не бей. Ваши разборки ваше дело, я больше к тебе не лезу.

— Да не вопрос, можешь еще разок попробовать. Тогда точно забью. А сейчас ладно уж, лежи живой.