Дневникъ паломника

— Но въ одну темную ночь Каспаръ Шухлеръ крестьянинъ изъ Оберъ-Аммергау, работавшій въ сосдней, зараженной чумою, деревн Эшенлое, пробрался ползкомъ мимо сторожей и проникъ въ свой домъ, и увидлъ тхъ, къ кому давно рвалось его сердце, — жену и ребятишекъ. За этотъ эгоистическій поступокъ пришлось дорого поплатиться ему самому и его односельцамъ. Три дня спустя онъ и его домашніе лежали мертвыми, чума свирпствовала въ долин и казалось ничто не могло обуздать ея бшенства.

— Когда вс человческія средства испытаны, остается прибгнуть къ Богу. Жители Аммера дали обтъ разыгрывать каждыя десять лтъ Страсти Господни, если чума прекратится. Силы Небесныя повидимому остались довольны этимъ общаніемъ. Чума разомъ исчезла и съ тхъ самыхъ поръ Оберъ-Аммергаусцы каждыя десять лтъ исполняютъ свое общаніе и разыгрываютъ Страсти. Они до сихъ поръ видятъ въ этомъ благочестивый подвигъ. Передъ каждымъ представленіемъ актеры собираются на сцен вокругъ пастора и на колняхъ умоляютъ Небо благословить ихъ начинанія. Выручка, за вычетомъ платы актерамъ, разсчитанной такъ, чтобы вознаградить ихъ за потерю времени (рзчикъ Майеръ, играющій роль Христа, получаетъ около пятисотъ рублей за тридцать или боле представленій въ теченіе сезона, не считая зимнихъ репетицій), идетъ частію на нужды общины, частію въ церковь. Вс отъ бургомистра до подпаска, отъ Іисуса и Маріи до послдняго статиста — трудятся не ради денегъ, а изъ любви къ своей религіи. Каждый чувствуетъ, что его работа подвигаетъ впередъ дло христіанства.

— Да! можно будетъ упомянуть и о старомъ Дойзенбергер — подхватилъ я — о простодушномъ, славномъ священник, отц долины, который покоится теперь среди своихъ чадъ, которыхъ онъ такъ любилъ. Вдь это онъ превратилъ грубый средневковый фарсъ въ величавую, священную драму, которую мы видли вчера. Вонъ его портретъ надъ кроватью. Какое славное, открытое, благодушное лицо! Какъ пріятно, какъ отрадно встртить иногда доброе лицо! Не святое лицо, напоминающее о хрустальныхъ и мраморныхъ гробницахъ, а грубое, человческое лицо, изъденное пылью, дождемъ и солнечнымъ свтомъ жизни, и лицо, которое пріобрло свое выраженіе, не созерцая умиленнымъ окомъ звзды, а глядя съ любовью и смхомъ на человческія дла.

— Да, — согласился Б. — Можете и объ этомъ упомянуть. Это не повредитъ. А затмъ можете разсказать о представленіи и о своихъ впечатлніяхъ. Не опасайтесь, что они окажутся глупыми. Это увеличитъ ихъ достоинство. Глупыя замчанія почти всегда интересне умныхъ.

— Но зачмъ же разсказывать обо всемъ этомъ? — сомнваюсь я. — Любой школьникъ въ наше время знаетъ о представленіи Страстей въ Оберъ-Аммергау.

— Вамъ-то что за дло? — отвчаетъ Б. — Разв вы пишете для школьниковъ? Вы пишете для мене просвщенныхъ людей. Они будутъ очень рады узнать что-нибудь объ этомъ предмет и, когда школьникъ вернется домой, потолковать съ нимъ, не ударивъ въ грязь лицомъ передъ его ученостью.

— Ну? — спрашиваетъ онъ немного погодя, — что вы думаете объ этомъ?

— Ну, — отвчаю я посл непродолжительнаго размышленія — я думаю, что пьеса въ восемнадцать актовъ и сорокъ слишкомъ сценъ; пьеса, которая начинается въ восемь часовъ утра и тянется, съ полуторачасовымъ перерывомъ для обда, до шести вечера, — черезчуръ длинна. Мн кажется, она нуждается въ сокращеніяхъ. Третья часть ея выразительна, трогательна и — чего могъ бы пожелать всякій любитель отечественной драмы, — возвышенна; но остальныя дв трети утомительны.

— Именно, — отвчаетъ Б. — Но мы должны помнить, что это представленіе не забава, а религіозное служеніе. Доказывать, что та или другая часть его неинтересна все равно что говорить, будто изъ Библіи слдуетъ выбросить половину, и передать всю исторію въ сокращенномъ вид.

Вторникъ 27 (продолженіе)

Мы бесдуемъ. — Аргументъ. — Исторія, которая преобразовала міръ.

— Сначала общій отзывъ о представленіи. Имете ли вы что нибудь противъ него съ религіозной точки зрнія?

— Нтъ, не имю, — возражаю я; — и даже не понимаю, какъ можетъ врующій христіанинъ что либо имть противъ него. Придавать христіанству таинственный, мистическій характеръ — значитъ отвергать его основную идею. Самъ Христосъ разорвалъ завсу храма и вынесъ религію на улицы и рынки міра. Онъ былъ человкъ. Онъ жилъ съ простыми людьми. Онъ умеръ какъ простой человкъ. Современный критикъ назвалъ бы стиль его проповдей вульгарнымъ. Корни христіанства глубоко вросли въ житейскую почву, переплетаясь со всмъ обыденнымъ, мелкимъ, простымъ, повседневнымъ. Его сила въ простот, въ его человчности. Оно распространилось въ мір, обращаясь скоре къ сердцамъ, чмъ къ головамъ. Если оно еще способно къ жизни и развитію, то будетъ подвигаться впередъ только съ помощью такихъ средствъ, какъ эти крестьянскія представленія въ Оберъ-Аммергау, а не барскими затями и учеными разсужденіями.