Меня раздражало то, что был еще день, и я решительно не знала, куда пойти. Неожиданно, прямо из ниоткуда, всплыло имя и адрес человека, который вызволил из беды Билли Коулриджа. Путь был долгим, и я ужасно устала. Я была голодна, но от мысли о ланче становилось еще хуже. Я чувствовала, что люди странным образом пялятся на меня. Неужели у меня бельмо в глазу?
Я купила толстую вуаль. Девушка в магазине, думаю, выглядела удивленной. Довольно забавно носить ее в сентябре, и это могло привлечь еще больше внимания; но она обеспечивала мне чувство защищенности, и это была очень славная вуаль — кремовые кружева с вышитыми зигзагами.
Я взяла такси к врачу. Его звали доктор Коллинз, 61 или 71, Фейралэндж Стрит, Ламбет.
Я застала его дома; отталкивающий, надутый человечек в потрепанной одежде; захламленный, грязный офис, столь же неопрятный, как и он сам.
Коллинза мой рассказ разочаровал. Это не его специальность, заявил он, и ему не хочется попадать в неприятности. С другой стороны, он боялся меня, потому что я знала о Билли. Он пообещал сделать все, что возможно; однако, согласно новому закону, он не мог выписать больше, чем десять доз по одной восьмой грана каждая. Четыре или пять понюшек, всего то! И он не осмеливался повторить это еще раз раньше, чем через неделю.
Тем не менее, это было лучше, чем ничего. Он рассказал мне, где можно купить порошок без проблем.
Я нашла уборную, где смогла ссыпать все пакетики в один и приняла дозу.
Облегчение было огромным. Я продолжила нюхать, дозу за дозой. Петушок получит свое. Я скажу ему, что у меня были просроченные бланки. Я почувствовала, что снова могла спокойно сесть и поесть какую-нибудь легкую пищу, и выпить пару виски с содовой.
Я почувствовала себя настолько хорошо, что поехала прямо на Грик-Стрит, и сочинила печальную историю о провале. Как было восхитительно обмануть этого скота после того, как он ударил меня.
Я испытывала острое наслаждение, наблюдая, как он корчится от боли; имитируя его симптомы в деланной мимике; издеваясь над его несчастьем. Он по-прежнему был зол, но его вспышки доставляли мне безграничное удовольствие. Они были символами моего торжества.
— Вот, возьми это, — сказал Питер, — и не возвращайся без него. Я знаю, где ты можешь достать. Имя этого человека Эндрю МакКолл. Я знаю до исподнего его прогнившую душонку.
Он протянул мне адрес.
Великолепное здание, рядом со Слоун Сквер. МакКолл был женат на богатой пожилой женщине и жил как у Христа за пазухой.
Однажды я сама встречала его в обществе. Этот шотландец всего в жизни добился сам, и щеголял в вечернем костюме de riguer [22] в "Парадизе".
Питер выставил меня со злобным хохотом. Видно у него в подсознании завелась какая-то безумная мысль. Ну, а мне-то какое дело?…
Доктору МакКоллу было около пятидесяти — очень хорошо сохранившийся мужчина и очень хорошо одетый, с гарденией в петлице. Он тут же меня узнал и указал рукой на роскошное кресло. Он начал болтать о предыдущей встрече; с герцогиней того-то и с графиней сего-то.
Я не слушала и наблюдала. Его тактичность подсказала ему, что мне неинтересно. Он резко оборвал свою речь.
— Ну, ну, извините меня за то, что я немного увлекся прямо как в добрые старые времена. Чем я смогу быть полезен вам сегодня, Мисс Лейлигэм?
Я немедленно увидела, что преимущество на моей стороне и кокетливо подняла голову.
— О нет, — воскликнула я, — я не мисс Лейлигэм.
Его извинениям не было конца.
— Неужели ли это возможно? Неужели две такие прекрасные девушки так друг на друга похожи?
— Нет, — улыбнулась я в ответ, — на самом-то деле все не так скверно. Я была Мисс Лейлигэм, но сейчас я Леди Пендрагон.
— Дорогая, дорогая, — проговорил он, — где же я мог пропадать? Я просто оторван от этого мира, просто оторван от этого мира!
— О, я не такая уж важная персона, как вы расписываете, и я вышла замуж за Сэра Питера только в июле.
— Ах, тогда это все объясняет, — сказал доктор. — Я отсутствовал все лето на вересковых пустошах с Маркизой Эйгг. Оторван от этого мира, от этого мира. Ну, я уверен, что вы счастливы, моя дорогая Леди Пендрагон.
Он всегда произносил титулы с особым звуком, словно ребенок, посасывающий стебель ячменного сахара.
Я тотчас же поняла, как надо к нему обращаться.
— Ну, разумеется, вы знаете, — заметила я, — что в по-настоящему продвинутых кругах человеку приходится предлагать гостям героин и кокаин. Это, конечно, только поветрие, но пока оно существует, человек остается вне общества, если не следует ему.
МакКолл поднялся из кресла, придвинул маленький расшитый стул ближе ко мне, и сел на него.
— Я понимаю, понимаю, — пробормотал он доверительно, беря мою руку и начиная ее вежливо поглаживать, — но вы же знаете, это очень трудно сейчас достать.
— Это для нас, бедных аутсайдеров, — посетовала я, — но не для вас.