Дневник наркомана

     Точно  как  один шотландец  ответил  сыну, когда  тот,  пройдя половину десятимильной дороги к церкви, вдруг сказал:  "А денек-то славный!" - "А стоит ли он того, чтобы о нем вспоминать?"

     Думая о днях,  вы начинаете думать о годах, и  думы о годах наводят вас на мысль о смерти, что совсем уже смешно.

     Лу  и  я  жили минуту за минутой, секунду за секундой.  Каждое  тиканье часов отмечало для нас интервал между вечностями.

     Мы были наследниками жизни вечной. До смерти нам не было дела. Тот, кто сказал "Завтра не наступит никогда" был довольно неглупым типом.

     Мы находились вне времени и пространства. Мы жили согласно наставлениям нашего Спасителя. Не думайте о дне завтрашнем.

     Страсть  к перемене мест охватила нас.  Париж стал совершенно несносен. Нам надо было попасть в какое-нибудь место, где не считают время.

     Разница между днем и  ночью не имеет  особого  значения;  но  абсолютно нестерпимо быть среди людей, которые работают по часам.

     Мы  жили  в  мире Тысячи и Одной Ночи;  несовместимом с  ограничениями. Париж постоянно напоминал нам  о  пигмеях, которые жили  по часам,  если это можно назвать жизнью.

     Смешно и чудовищно начинать и заканчивать работу по общему графику. Нам следовало   отправиться  куда-нибудь,  где  нам  не  досаждали  бы  подобные глупости...

     Один чрезвычайно  досадный инцидент  испортил  нам ланч в "Каскаде". Мы произвели чудесное впечатление, когда входили.  Мы впорхнули, точно бабочки, готовые присесть на лилии. По столам прошел гул. Лу всех и каждого отравляла своей красотой. Ее драгоценности ошеломили своим блеском толпу.

     Я  подумал  об ассамблее эллинов  времен  расцвета,  которую неожиданно взяли и посетили Аполлон и Венера.

     Мы трепетали не только от наполнявшего нас экстаза,  но и  от пьянящего сознания,  что целый  мир любуется нами, и завидует нам. Своим появлением мы низвели его до содержимого помойного ведра.

     Сам старший официант  превратился в  верховного жреца. Будучи гением (а он  им и был),  официант тотчас постиг суть ситуации. Он принялся советовать нам, что заказать, мысленно преклонив перед нами колени.

     Казалось, мы принимаем почести от менее коронованных особ. А через пять или шесть столиков от нас сидел наш старый знакомый - Царь Лестригонов.

     С  ним  рядом  был  типичный  француз  с  большою  красной  розеткой  и аристократически подстриженными седыми  усами и  бородкой. Это  был какой-то министр, или что-то  в  этом роде.  Я не мог точно назвать его пост,  но мне случалось  нередко  видеть  его  в  газетах: кто-то  из  близкого  окружения президента. До нашего прихода главным объектом интереса был он.

     Мы пришли - и он сдулся, как пузырь.

     Царь  сидел  к нам спиною, и как мне  показалось, нас не видел,  ибо не обернулся, хотя все в помещении посмотрели на нас и начали перешептываться.

     Этот  тип  больше  не  внушал  мне  ненависть;   он  был  до   нелепого посредственен. Это-то  как  раз  и раздражало.  Когда  он  со  своим  другом собрался уходить, они  прошествовали  мимо  нашего  столика направо и налево раздавая улыбки и поклоны.

     И вот надо же,  чорт! Главный официант  подносит  мне его карточку. "Не забудьте меня, когда я вам понадоблюсь", - нацарапал он на ней карандашом.

     Чертовская,   наиглупейшая  неуместность!  Абсолютно   неизвинительная, нестерпимая назойливость!  Кому может понадобиться Господь Всемогущий - Царь Лестригонов?

     Я  бы ответил ему горячей  отповедью, если бы этот мерзавец не улизнул. Ладно, не стоит. Он имеет значение не большее, чем кофейная гуща.

     Однако инцидент засел в  моей памяти. И  продолжал раздражать меня весь остаток дня. Таких людей следует вышвыривать из жизни раз и навсегда.

     Нет, ну не проклятье ли, ведь этот тип был по всем статьям негодяй! Так считали все.  Так чего  же  он путается  под  ногами?  Никто  не просил  его встревать.

     Я сказал нечто в этом духе Лу, и она заметила весьма остроумно.

     -  Ты  попал в  точку, Петушок,  -  воскликнула она. - Он  надоедлив  и прогнил, прежде чем созрел - такова его природа.

     Я припомнил нечто подобное у Шекспира. Чем Лу замечательна, так это тем что она ненавязчиво умна.

     И в тоже  время, как я  говорил, этот  тип все  не выходил  у  меня  из головы.  Мысли  о нем  были такими противными,  что  пришлось принять немало кокаина, чтобы перебить привкус во рту.

     Но раздражение не прошло, оно  приняло иную форму. Мне  действовала  на нервы сама буржуазная атмосфера Парижа.

     Ну так и не нужно оставаться в этом скотском  месте. Следовало выловить Фекклза, чтобы заплатить ему наличными, и убраться куда-нибудь на Капри, где людей не так часто беспокоят по мелочам.

     Я  был переполнен безумным желанием увидеть Лу,  вплывающей  в  Голубой Грот, наблюдать, как бегают по ее светящемуся телу фосфоресцирующие огоньки.

     Мы  велели шоферу остановиться у отеля, где жил Фекклз, и вот тут-то мы и споткнулись о гигантскую корягу.

     Месье Фекклз, сказал нам управляющий, внезапно уехал этим утром. Да, он оставил все тяжелые  вещи. Да,  он может  вернуться в любой момент. Но он ни словом не обмолвился, куда направляется.