Дневник нарколога

– К сожалению, вынужден вас расстроить. Владимир Владимирович Хренков лежит у нас в реанимации, – скорбно сообщил Эдик.

– Где?

– В реанимации. Он находится в искусственной коме, – гнул свою линию Лабацилкин, – Владимир попал в автомобильную аварию, и чтобы спасти его жизнь, пришлось пойти на полную ампутацию детородного органа.

– Что? – не поняла Юля.

– Половой член удалили.

– Как?

– Как, как. Срубили его елочку под самый корешок, – прыснул Лабацилкин, не выдержав серьезного тона.

– А почему вы смеетесь? – не поверила Блудушкина.

– Мы хирурги – известные циники, – нашелся Эдик, – ну и что, что без члена – зато живой. Правда, из комы выйдет не раньше чем через три года и без причиндалов остался – зато дышит.

– Что же мне делать? – разрыдалась Юля.

– Ждать, – обнадежил Лабацилкин, – ждать и надеяться. Да, запишите наш адрес: улица Вучетича…

Юля из Нижнего Новгорода внезапно отключилась. Эдик пожал плечами, хохотнул и принялся названивать Хренкову.

Наташка жила в элитном доме журналистов на проспекте Мира, и друзья постарались не ударить лицом в грязь. Эдик надел носки разного цвета и натянул майку с коротким рукавом поверх рубашки, а Бублика украсили ленточками, на шею повязали бантик и прикрепили собачий ошейник. Дверь открыла мама и мгновенно выпала в осадок.

– Принимайте подарок, – расшаркался Эд, – зовут Ванькой, также откликается на кличку Бублик. В еде неприхотлив, к туалету приучен. Не кастрирован. На улицу часто не выводите, избегайте павильонов «Пиво-воды», в общем, песик тих, безобиден, но может нести караульную службу.

– Гав, гав, – пролаял Бублик, держа руки перед грудью, напоминая детей на утренниках, изображающих собачек.

– Однако, – ошарашено пролепетала мама, – а вы точно доктора?

– Мы пограничники, – гордо заявил Лабацилкин, – а еще нас зовут праздничными мальчиками. Где только праздник – мы тут как тут.

– Ну, проходите, праздничные мальчики, – гостеприимно посторонилась мама, – мойте руки и к столу.

Мама была изящненькой и стройной, она выглядела куда привлекательнее дочки. Видно, широкой костью и гренадерским ростом Натаха пошла в отца.

– А где же папа? – забеспокоился Бублик, перешедший на человеческий язык.

– А папа на работе, – из соседней комнаты выглянула начепуренная Наташка, – будет после десяти.

– Так много работать вредно, – авторитетно заявил Эдик, – кто рано встает – тот рано помрет, кто поздно приходит – тот грыжу находит.

Мама с дочкой переглянулись и укоризненно покачали головами, чувствовалось, что папу в этом доме критиковать не принято. Первый тост подняли за именинницу, второй – за родителей, третий – за повышение рождаемости. Друзья чувствовали себя легко и непринужденно, они сыпали анекдотами, веселыми историями и скоро перешли к заключительной стадии марлезонского балета. У них была такая своеобразная игра: Эдик вдруг начинал доказывать, что муж должен быть добытчиком, а жена – украшением дома. Ивашка, наоборот, горячился, что уж если ввели равноправие, то и женщины должны пахать как бельгийские лошади. Естественно, женские симпатии склонялись в сторону Лабацилкина. Через пятнадцать минут Эдик произносил загадочное географическое слово «Джомолунгма», и они менялись образом мыслей. Теперь уже Бублик пламенно утверждал, что женщина – богиня, а мужчина – ее пожизненный раб. Эдик же бичевал праздность и избалованность современных женщин и предлагал сослать всех нерях и ленивок в Сибирь. Понятное дело, теперь дамы влюблялись в Бублика. Пятнадцать минут заканчивались, Эдик хрипел «Джомолунгма», и все начиналось сначала.

– Мне кажется, вы опять валяете дурака, – мама довольно быстро их раскусила.

– Не опять, а снова, – Бублик потянулся за очередным пирожком, – поздравляю, вы скоренько вывели нас на чистую воду. Сразу видно – интеллигентная семья. В домах попроще мы могли играть в эту игру месяцами.

– А не пора ли вам уже жениться, дорогие мои? – осторожно прощупала почву мама.

– Не-а, – покачал головой Эдик, – в наши планы женитьба не входит.

– А какие у вас планы? – поинтересовалась маманька.

– А планы у нас, как и все в этой стране, пятилетние, – загоготал Бублик, – а давайте за пятилетку в три года выпьем? Не хотите? А за мир во всем мире?

Дамы отказались, сославшись на то, что и так уже выпито изрядно. Кавалеры, нисколько не смущаясь, принялись угощаться вдвоем.

Папа притащился в начале одиннадцатого. Все высыпали в коридор встречать главу семейства. Супруга надела мужу тапочки, дочь помогла снять пиджак и накинуть домашнюю куртку, а Эдик взнуздал ошейником Бублика.

– И-го-го! – заржал превратившийся в лошадь уже изрядно поддатый Ванятка.

– Это дар для вашей дочери, – отрекомендовал Бублика Эдуард, – кахетинский долболобец. Бывают гнедые в яблоках, а это гнедая в бубликах. Можно сдавать его напрокат на ипподроме, а можно совершать конные прогулки на нем по Садовому кольцу.

– Разгильдяи, – понимающе хмыкнул респектабельный папа.

– Скорее нет, чем да, – не согласился Эдик.

– Наташка, – прогундосил Бублик, – и с таким папаном ты какого-то Минздрава испугалась. Странно.