Дневник нарколога

— Лучше себе кроссовки купи или в отпуск сходи, — советовал заведующий его отделением Сергей Сергеевич Егоров, — что ты, самый умный, что ли? Давно уже до тебя все, что нужно, запатентовали. В Германии или Японии наверняка раньше тебя додумались 25-й кадр в наркологии использовать. На море бы лучше съездил или на даче покопался. Это ж надо, за семь лет ни разу в отпуску не был.

Егорову перевалило за пятьдесят, и больше всего Сергея Сергеевича волновало, приживутся ли саженцы на его дачном участке.

— Плюнь, — вторил Женька Шуршиков, врач-нарколог, ровесник Найденова, горбатящийся в соседнем отделении, — лучше пошли по бабам. Я таких телочек вчера на выставке снял, пальчики оближешь.

— Ты ходишь на выставки? — обомлел Егоров. — Что деется!

— Самое клевое место с девчонками знакомиться, — поделился секретом Шуршиков, — даже лучше, чем в метро.

Федя никого не слушал, он получил аж три патента и готовился апробировать свой метод перед решающим испытанием в НИИ наркологии.

— Что ты миокард рвешь? Что ты на амбразуру кидаешься? — укорял его Егоров. — Если люди перестанут пить — наркологи перестанут есть. Отвлекись, хочешь, я тебе фотографии своих саженцев покажу? Сейчас допишу историю болезни и покажу.

— Все корпите, Золушки, — в дверь влетел Шуршиков и закинул свою сумку на стол, — а я еду заниматься сексом.

— Ну, конечно, — Сергей Сергеевич поднял голову над историей болезни, — и вся больница должна об этом знать.

— У вас в душе осень. Я с такой обалденной медсестрой познакомился, — Женька схватился за трубку городского телефона, — копошитесь тут со своими саженцами, занимайтесь своими кадрами и гипнозами, а я окунусь в мартовские безумства.

— Окунись, окунись, — прокряхтел Егоров, — но помни, венеролог на больничном.

— Светик, — закурлыкал Шуршиков в трубку, — а это я. Я лечу к тебе на крыльях любви. Я захожу на бреющем полете… Что? Голова болит? И сильно? Прими таблетку. Не поможет? Да. Да, конечно. Я понимаю. Голова болит — это диагноз.

Егоров с Найденовым принялись подхихикивать.

— Что? Проблемы с сынишкой? Нужно развесить наглядные пособия в детском саду? Свет, ты же знаешь, у меня руки под карандаш заточены. Я не справлюсь. Что? Просто дать тебе денег, и ты сама их потратишь на нужды ребенка? И много?

Коллеги схватились за животы.

— Что? Отвезти твоих родителей на дачу? Ты же знаешь, мой «опель» в ремонте. Попросить кого-нибудь из друзей? Да они все безлошадные. Неудачники. Заказать такси на полдня? Ну, не знаю, не знаю.

Найденов спрятал лицо в ладони и затрясся от сдерживаемого хохота, а Егоров загрохотал так, что дрогнула люстра.

— Что? Что за смех? Это не смех, это плач, — Женька бросил трубку, — да, чувствую, секса сегодня не будет.

— Он уже был, — Егоров вытер слезы, — Светик мастерски отымела твой мозг. Но как ты окунулся в мартовские безумства! У-у-у-у. Запомни, щенуля, бесплатный секс есть только в мышеловке.

В НИИ наркологии академики и профессора попытались размазать Федю по стенке, но под давлением его неопровержимой аргументации пошли на попятную. Найденов лишь повторил свою речь, отточенную на сотне жертв в белых халатах, и стал счастливым обладателем разрешения Минздрава. Один из академиков пожал ему руку, напомнил, что только Довженко до него удостаивался такой чести, и посеменил в туалет. Дедушка был старенький — каждая секунда на счету. Выполнивший свою задачу-минимум, Федя надумал жениться. Больше всех такому повороту событий обрадовался Шуршиков. Но, конечно, не предстоящей женитьбе Найденова, а тому, что теперь у него будет постоянный компаньон, против свадьбы Жека как раз категорически возражал. На одной из выставок они подцепили двух девиц, работающих искусствоведами. Шуршиков на первом же свидании распустил руки и был с позором изгнан из воздыхателей, а вот Федя с головой окунулся в роман с искусствоведом по имени Вероника. Она происходила из хорошей московской семьи с аристократическими корнями и была для Феди недосягаемым идеалом. У Вероники была точеная фигура, идеальный профиль и изысканные манеры, она слегка шепелявила, и это придавало ей особый шарм. Найденов смотрелся на ее фоне, как навозная муха на гиацинте. Правда, у Вероники тоже был маленький недостаток — она почему-то ненавидела приезжих и обвиняла их во всех смертных грехах. Шуршикова она тоже не любила, но тому было ни горячо ни холодно.

— О, искусствоведши, они поро-о-о-очные, — со знанием дела тянул Женек.

— Ты-то откуда знаешь? Тебе сразу отлуп дали, — усмехнулся Егоров, — ты только по медсестрам сквозишь.

— Не только, — возмутился Шуршиков, — у меня и массажистки были, и парикмахерши.

— Зубной техник была? — прямо спросил Егоров.

— Не, не было.

— Тогда свободен, — Сергей Сергеевич указал Женьке на дверь, — лишаешься права давать Найденышу советы. Автоматически.