Дневник нарколога

— Мужик, ты ври, ври, да не завирайся, — рассвирепел Алексей Геннадьевич, — я сам часто нес пургу в чебуречных. Но никогда, слышишь, никогда не возводил напраслину на наших женщин. Какой-то ты подозрительный. А может, ты шпион далекой, Богом обиженной страны, где не пьют ни виски, ни коньяк?

Джинсовый прощелыга взял обломки своих чебуреков и на полусогнутых переместился за соседний столик. Васильев вдохнул божественный запах остывающих чебуреков, порядком подзабытый в рафинированной Европе, и вдруг почувствовал кинжальную боль в желудке. Боль катилась лавиной, заставляя сжиматься все внутренности. «Но ведь я же не ел этих чебуреков, — огорошено думал теряющий сознание от боли Васильев, — даже не откусил. Откуда же такая боль? Черт возьми, я же их нюхал. Желудочный сок выделялся, выделялся, и теперь я имею прободную язву во всей красе. Ну, ничего, зато теперь наши прооперируют».

Алексей Геннадьевич схватился за скользкий столик, его вырвало черной массой, напоминающей кофейную гущу, он упал на пол и потерял сознание.

— А утверждал, что не пьет, — оскорбился джинсовый подонок, радуясь, что вовремя сменил столик.

— Скорую вызывайте! — завизжала буфетчица. — Нам еще здесь трупаков не хватало!

Нелегкий способ бросить курить

Каждый заядлый курильщик время от времени собирается бросить курить. Каждый. А Егор Кузьмич Кузнецов не собирался. Никогда. Мало того, он всячески издевался над людьми, постоянно и безрезультатно бросающими курить, и заявлял, что живет и умрет с сигаретиной во рту. Еще он любил всем напоминать, что сигарета сокращает жизнь на четырнадцать минут, а рабочий день на четырнадцать часов. Егор Кузьмич курил по три пачки сигарет в день. Ровно. И это не считая сигарилл, сигар и пенковой трубки под настроение и рюмочку коньячку. Кузнецов занимал солидный пост в холдинге, торгующем электроникой, и мог позволить себе плевать на все предупреждения Минздрава. Его подчиненные никогда не заморачивались, что подарить Егору Кузьмичу на день рождения или Рождество, 23 февраля или день танкиста. Не надо было ломать голову над извечной проблемой, что дарить человеку, у которого все есть. Если руководитель курит, вопрос не стоит выеденного яйца. Дарите ему коробку кубинских сигар или экзотическую зажигалку, серебряный портсигар или дизайнерскую пепельницу. Ах, как Егор Кузьмич курил! Вы так не умеете. Перед тем как положить сигарету в рот, он ласкал ее, как ключицу любимой женщине, вдыхал аромат и катал между пальцев. Потом щелкал дорогущей зажигалкой, затягивался и закрывал глаза. От наслаждения. Вот вы закрываете глаза, прикуривая сигарету? А Кузнецов закрывал. Потом эстетствующая гнида Кузьмич начинал пускать дым кольцами. Вот вы умеете пускать колечки дыма? А Кузнецов умел. Егор Кузьмич курил яростно и в то же время нежно, беспощадно, но с любовью, самоотверженно, хотя и для души. А как он тушил окурки! Кузнецов никогда не позволял себе оставлять в пепельнице королевские бычки. Никогда. Он, как говорится, курил сигарету до середины фильтра, и ни одна крошка табака не пропадала зря. И вот такому убежденному курильщику судьба подложила огромную свинью. Егора Кузьмича повысили в должности, и не просто повысили, а назначили главным по импортным поставкам. То есть теперь Кузнецов должен был мотаться по всему миру, составляя ассортимент бытовой техники в наших магазинах. Кузьмич не сразу углядел, в чем здесь подвох, и даже проставился в родном коллективе. Сослуживцы знатно клюкнули по этому поводу и курили прямо в кабинетах, небрежно стряхивая пепел на ковролин, а наутро до Кузнецова дошло, что теперь ему придется много летать. Летать-то Егор Кузьмич не боялся и любил, но дело в том, что теперь в самолетах не курят. А ведь, кажется, еще вчера были места для курящих, для некурящих и в хвосте «Боинга» или «Ила» можно было замечательно раскурить сигару на высоте десять тысяч метров. Да что в самолете, раньше и в автобусе можно было подымить. Помните пепельницы в спинках впереди стоящих кресел? Не помните? Какой вы, однако, молодой. Первая командировка была у Кузнецова в Сингапур, и лететь ему предстояло ни много ни мало, а одиннадцать часов. Одиннадцать часов без курева — это же с ума сойти. С тех пор как ввели «бездымный» закон на авиарейсах, Егор Кузьмич никуда не летал, справедливо полагая, что никакая самая экзотическая страна не стоит никотиновой ломки в течение нескольких часов, но тут дело касалось работы, а работать Кузнецов привык на совесть.